Один на двоих

Солнечные блики играют на стеклах распахнутого окна, отражаются от зеркала над рукомойником и рассыпаются по глянцу многочисленных фотографий, которыми почти сплошь оклеены стены. Горячим ветром вливается в комнату жара июльского полдня.

Но люди, переплетающие свои тела на лоскутном одеяле широкой кровати, сгорают от собственного зноя.

Кудри цвета соломы липнут к потным вискам, давно уже не холодит вИски из пузатой бутыли, которую они передают друг другу, отхлебывая прямо из горла. В праздник можно. День, памятный со школьного детства.

Кто бы из школьных знакомых-магов узнал в этих молодых людях прежних братьев? Повзрослев, они стали похожи как близнецы. Работают в конкурирующих маггловских газетах, слывут ловкими журналюгами, копателями грязных сплетен. Младший знаменит язвительным слогом своих статей, от фотообъектива старшего звезды шоубизнеса тщетно пытаются скрыть свою интимную жизнь. Они ни о чем не жалеют, не хотят возвращаться в прошлое. И каждый год приезжают в сельский дом родителей, чтобы отпраздновать.

Туда, где воздух полон воспоминаниями, где в коробках под кроватью кипами лежат старые колдографии, где его лицо смотрит с каждого сантиметра стен. Где они вели разговоры долгими летними вечерами, мечтали о нем, переживали заново его победы, неудачи, хмурые дни и торжествующие улыбки - всю его жизнь, так заботливо задокументированную ими в напрасном стремлении стать ближе к нему. Одному идеалу на двоих.

Он умер, давно. Многие грустили о нем сквозь радость победы, но для них обоих с его уходом волшебная сказка кончилась навсегда.

******

Короткие вздохи режут густую тишину, сухие губы ласкают чуть влажную от испарины кожу. Второе тело ощущается будто свое. Все это им знакомо, стало привычным после долгих ночей, проведенных за красными пологами гриффиндорских спален. Больные одним человеком, как иначе они могли помочь друг другу?

Теплый выдох чуть шевелит золотистый пушок на загорелой коже. Длинные пальцы, во взаимной услуге, сжимаются в кулак, долгими охватывающими движениями доводя до предела. Разорвав поцелуй, тела выгибаются в предоргазменном спазме.

- Гарри! - одновременно срывается их губ, в миг, когда сладко стонут имя самого близкого и желанного человека.

С лучезарной улыбкой смотрит на них с плаката над кроватью навсегда теперь семнадцатилетний мальчик в квиддичной форме гриффиндора, а в его победно вскинутой руке трепещет крылышками золотой снитч.