Лунная соната

Пьяные, как…
Пьяные, как…
Блин, ничего не придумывается.
Просто в жопу пьяные солджеры. Солджеры, пьяные в жопу.
Пьяные, как могут напиться только убийцы экстра-класса при больших деньгах на законном отдыхе.

Они снимали номер в пентхаусе. Огромный номер с колоннами, поддерживающими зеркальный свод над залой во весь верхний этаж отеля. За открытыми балконными дверями дышал остывающим жаром тропический берег Коста дель Соль. Море перемигивалось с темным небом мириадами сверкающих звезд. Ночной бриз ласково играл тяжелыми шторами.
В номере пахло соленой водой, ветром, фруктами, ромом, пивом, текилой, мартини, чинзано, водкой, виски, коньяком, портвейном, травкой и просто куревом.

Уже четыре дня они, как заведенные, пили, братались, пили, ссорились, пили, дрались, курили, пили, дрались, трахались, пили, трахались, дрались, пили, трахались, пили, дрались, оказывали друг другу посильную первую помощь, еще пили, блевали, спали, похмелялись, братались и так далее.

Темп и стиль происходящего задавал Анджил. Как будто из кокона сдержанного, очень дисциплинированного профессионального военного вырвалось некое фрейдовское оно, которое стремилось за несколько дней поглотить в себя максимум запретных удовольствий. Впрочем, и Зак, и, что гораздо удивительнее, Сефирот охотно следовали за ним во все тяжкие, в результате чего роскошный номер все больше превращался в картину побоища.

- Пошли в бордель, - прохрипел Зак, пытаясь подняться на скользком от раздавленных фруктов паркете. Анджил тигром ходил вокруг него, слегка пошатываясь, но все же уверенно нанося удары ногой, чтобы не дать встать на ноги.

- Нах? Меня все устраивает, как есть, - мрачно рыкнул Анджил. – Подъем, солдат!

И противореча своим собственным словам, он от души пнул Зака по ребрам. Будь Анджил обут в свои стандартные армейские ботинки, Зак попрощался бы с ребрами, но он, извернувшись, вцепился в голень старшего товарища и ловко повалил его через себя.

Вышедший с балкона, где его нещадно рвало на мраморный пол, голый Сефирот не глядя переступил через тела на полу и, умывшись водой из декоративного фонтана, упрямо заковылял на свет канделябров. Его заметно шатало, но двигался генерал целенаправленно и, как казалось, вполне осмысленно.

Зак и Анджил пытались выкрутить друг другу руки, провести болевой прием или хотя бы больнее укусить. Сказывался опыт: пока удачней получалось у Анджила. Зак то и дело стонал и прогибался, шипел и даже вскрикивал от боли.

Сефирот вздохнул, вытер лицо, шею и плечи парчовой скатертью, почему-то заброшенной на рояль, стащил ее на пол и налил себе коньяка в большой бокал, стоявший на инструменте. Под звук ударов, мата и хрипов он, как фалды смокинга, откинул назад свои длинные волосы и уселся на бархатный круглый стульчик.

Солджеры сначала даже не поняли, почему они вдруг начали наносить удары ритмичнее и мощнее. Бравурные, гордые звуки пассадобля выскакивали из-под длинных, с разбитыми костяшками пальцев генерала как будто сами собой. Выскакивали и разбегались по комнате. Они воспевали вызов, напор и натиск, смелость и силу. И Зак ногтями впился в широкую спину Анджила, больше не пытаясь отплевываться от его волос, пока зубы старшего терзали его плечи и шею.

- Как там дальше? Как дальше там, вашу мать? – прошипел за роялем Сефирот и, не переставая играть, зубами поймал край бокала и, обливаясь на себя, буквально опрокинул часть его содержимого себе в глотку.

Ни Анджил, ни Зак не смогли ответить ему, занятые тем, что сосредоточенно душили друг друга, катаясь по полу.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а, - безразлично простонал Сефирот, со смешанным чувством отвращения и изумления глядя на свои руки, без всякой паузы принявшиеся находить в черно-белом мельтешении плавные тягучие приливы скорби из вступления к «Лунной сонате». Всем телом наклоняясь вперед над клавишами, генерал с ненавистью хрипел горлом:

- Ходжо, блядь, любил примерно вот такую херь слушать, блядь.

Оглушенный особенно удачным ударом Анджила Зака оказался внезапно ловко перевернут на живот. Одна его рука до предела заломлена за спину, в кулак второй руки он впился зубами, чтобы не слишком кричать, чувствуя новое вторжение в свое измученное растраханное нутро.

Сефирот, забывшись, мотал головой, умудряясь раскачиваться на вращающемся табурете из стороны в сторону и тем не менее не переставать играть. Звуки бесконечно торжественной печали сплетались с запахом моря, клубились в полутьме, подсвеченные стонами удовольствия и боли.

- Жить не хочу-у-у-у, - провыл Сефирот, думая, что напевает. – Жить не хочу-у-у-у. Жить. Жить. Жить. Не хочу!

- О, черт, сильнее! – поплыв от звука его голоса, подался навстречу движениям Анджила Зак. – Ну, еще, еще! Так, да-а-а-а-а-а-а-а-а!

Клавиши начали путаться под руками Сефирота. «Лунная соната» накатом перешла в центральную тему из «Призрака оперы», и генерал с непонятной злобой атаковал инструмент, будто пытаясь ударами пальцев выбить из него душу.

- Не сбивай меня, сука, - задыхаясь, рыкнул на него Анджил.

- Отсоси! – лениво огрызнулся Сефирот.

- Сейчас щегленку вправлю мозги и до тебя доберусь, - убыстряя темп и все безжалостнее врубаясь в Зака, пообещал Анджил.

- Я тебя жду, - высокомерно ответил генерал, катаясь на табурете вдоль клавиш рояля, и превращая свою музыку в безумный коктейль из классики и совершенно невозможного рок-н-ролла.

Зак закричал в голос, протяжно и дико, как животное, яростно теребя свободной рукой свой член и кончая.

- Я иду, - сообщил Анджил Сефироту, рывком выдирая себя из тела обмякшего партнера и со стоящим членом направляясь к своему генералу.

Сефирот дико засмеялся, плавным движением перетекая в совершенно неизъяснимую позу, равно пригодную для того, чтобы убить и чтобы отдаться. Руки с обманчиво расслабленными кистями продолжали перебирать в воздухе пальцами, бессильные перестать играть неслышимую мелодию.

Через пару минут Зак услышал, как взвизгнули и закричали клавиши, когда противники завалились на инструмент.

- Эй, вы! – сквозь еще гремящие в голове аккорды, бессильно просипел он. – Я ни на чем таком играть не умею. Вы учтите. Я вас предупредил.

Ветер любовно погладил его по мокрой спине.