А она ждет меня

- А она ждет меня, - говорит Зак убежденно. – Наверняка ждет, представляешь. Другая бы не стала, а она – ждет.

И голову откидывает, вздыхает устало, весь в синяках и царапинах, - они и пары километров без боя пройти не могут, – а улыбается все равно, светло и мечтательно, будто и не их ищет вся Шин-Ра.

Небо бархатистое и чистое, звезды блеклые и редкие. Прохладно, костер зажечь нельзя – заметят.

Губы у Клауда, кажется, синие – не то от холода, не то от мако, кожа еле теплая, но он дрожит, и, значит, живой. Зак хмыкает, прижимает его к себе и обнимает покрепче, греет.

- И мы будем продавать цветы. Цветы, представляешь? Она вся неземная, - и смеётся. – Причем как ты сейчас.

Клауд кашляет и прижимается к его плечу. Светлые волосы свалялись, они оба уже который день в дороге, но ничего, приедут – отмоются. Зак снисходительно треплет его по голове и продолжает:

- Правда, придется переехать. Нас же ищут, но это ничего. Будем продавать цветы и путешествовать. Всем скажем, что ты мой младший брат.

Вглядывается в его лицо долго, будто и правда размышляя, похож ли. Лоб у Клауда горячий, и Заку, конечно, не нравятся эти резкие перепады от едва живого состояния до лихорадки, но сделать он ничего не может. Потому Фэйр просто запрокидывает голову Клауда, позволяя тоже смотреть в небо. Открывая бледное тонкое горло. Дышит Клауд почти незаметно.

- Видишь звезды? Всего пара, и те какие-то блеклые, фигово, да? Что-то совсем дохло выглядишь, вот, попей.

Воды тоже мало осталось, но Зак прикладывает фляжку к его губам и льет щедро и долго, пока струйки воды не потекут по щекам, и Клауд не закашляется. Потом убирает.

- Так лучше. Может, мы даже скопим на небольшой грузовичок, удобней будет ездить. Представляешь, весь кузов в цветах, ей понравится.

Клауда лихорадит, Зак снова обнимает его покрепче и думает о том, что костер был бы как никогда кстати, но нельзя.

- Ты ей обязательно понравишься. Только смотри, не уведи мою девушку, - и смеётся. – Хотя, если я всё-таки не вернусь… Но ты на это не слишком-то надейся, мелкий.

И на нос ему нажимает, как ребенку, и, может, только кажется, но на бескровных губах Клауда появляется слабая улыбка.

- Угу, - отвечает Клауд, хотя голос сейчас такой сиплый, что слова почти неотличимы от стона.

- Ничего, и тебе девочку найдем. Хотя лучше Айрис не найдешь, но мы постараемся. Как тебе идея, а, братишка?

Клауд медленно сползает по его плечу, руке, ложится на колени и будто спит, только глаза широко открыты, стеклянно-голубые.

- Вот так и будем жить. А когда надоест продавать цветы… Хотя что это я, Айрис не надоест. Тогда просто построим себе большой дом – на всех нас четверых и еще толпу наших детишек. В неприметной деревеньке на берегу моря. И будем растить цветы там.

Кажется, Клауд кивает, а, может, просто оседает безвольно вниз.

- Она боится неба, знаешь. А мы покажем ей, что ничего страшного, да? Оно же такое красивое. Как глаза у тебя, только поживее, - и смеется горько.

Клауда уже заметно трясет, и Зак вздыхает и просто гладит его по голове. Если он что и ненавидит, так это ощущение беспомощности – не спасти.

- Ничего, ничего, вылечим.

Слышится приближающийся гул моторов, и Зак бережно перекладывает Клауда на землю и встает – отдохнуть ночью не удастся. Уже виден свет фар.

Клауд даже в таком состоянии смотрит на него почти осмысленно и тянет к себе рукоять меча, чтобы защищать. Зак смеётся, ерошит его светлые волосы и понимает, что чувствует командир, называя щенком подопечного.

- Не бойся, ты капельку важнее моего меча. Но совсем чуть-чуть.

И, уже когда машины Шин-Ра останавливаются рядом, слепя фарами, Зак, с мечом в руках и готовясь защищать – не себя, бросает через плечо уже без смеха:

- Ты только не умирай.

И на следующий день сам умирает.

Конец.