В лаборатории было душно. Кондиционер не работал, в углу утробно гудела вытяжка, окна распахнуты настежь.
Бесполезно.
Над городом который день висело вязкое, дымное марево. Изнывающие от жары улицы были безлюдны, и тягостное ощущение липкого дежавю отдавалось в затылке тупой ноющей болью.
Сефирот поморщился, устало потер виски, наблюдая за тем, как легкий ветерок нещадно треплет страницы разбросанных по столу лабораторных журналов. Надо бы убрать их в шкаф, подумал ученый, все равно ничего путного он сегодня не сделает. Но подниматься было жарко и лень, ничего не хотелось, даже курить.
И принесла же нелегкая этого рыжего...
Рено сидел напротив. Ссутулившись, мрачно разглядывая изъеденный бурыми пятнами линолеум. Сефирот отлично его понимал и, в общем, любил этого шумного, блестящего пижона.
При всей своей несобранности, неутомимой потребности шикануть с размахом, Рено твердо и очень грамотно руководил строительством Мидгара, делая город как минимум безопасным. Он умел изобретать лихие многоходовки, рисковать по крупному, отчаянно, но всегда разумно, врать, изворачиваться, льстить, нагонять панический ужас, дожимать… Другими словами - он был топ-менеджером Корпорации, прекрасным, уверенном в себе и в своем Строительном Департаменте.
Но при личном общении был несносен - развязен, нахрапист, заносчив, зачастую жесток. Еще месяц назад он, вальяжно развалившись в этом вот самом кресле, жестко и доходчиво объяснил Сефироту, почему финансирование строительства Мидгара будет увеличено, а бюджет исследований Научного Департамента - наоборот, сокращен почти вдвое, и куда он, Сефирот, может идти со всеми своими претензиями. И гениальными идеями. И стремлением сохранить лабораторию. И нежеланием сокращать прекрасных сотрудников.
Было странно сейчас видеть Рено таким - мрачным, смущенным и растерянным.
- Значит, ты работал в борделе... - Сефирот задумчиво потер переносицу, там, где от очков остался красный след.
- Мне снилось! - с нажимом проговорил Рено, при этом он перевел взгляд на пальцы Сефа, теребившие очки в тонкой стальной оправе. Пальцы были длинными, изящными, и взгляд Рено с удовольствием задержался на них.
Сефирот был идеален, во всем - генетическая мутация, опытный образец, с телом воина и мозгами гения. Из этого потрясающего набора Сеф по назначению использовал только мозги. По сути будучи пацифистом, он ненавидел решение вопросов с помощью силы во всех ее проявлениях, а представить его на поле боя, с катаной в руках, направо и налево сносящим головы монстрам - было бы совершенным нонсенсом. Он и дрался-то последний раз еще в университете, кажется…
Да-да, в университете, точно, они тогда здорово нажрались, и брели домой какими-то темными переулками. Исполнив весь свой песенный репертуар, Рено, помнится, заскучал и исключительно в целях поднять себе настроение, привязался к двум солджерам, торопливо шагавшим по каким-то своим делам.
В отличие от Рено, солджеры были трезвыми, и наваляли бы ему по первое число, если бы не Сеф. Он словно и не пил вовсе - настолько легко и изящно разобрался с вояками. Потом, правда, помогал им подняться, смущенно отряхивал их от пыли, сокрушаясь по поводу пятен мазута, которые теперь не отстирать, многословно и витиевато извинялся и заверял, что все это недоразумение, и больше не повторится, он проследит, и вообще Рено ничего такого в виду не имел, он просто пьян, как сапожник. Вот именно так Сефирот и сказал тогда - пьян, как сапожник.
В общем, расстались они если не друзьями, то хорошими приятелями. Сеф это умел. И Рено любил его за это… ну, кроме всего прочего - за это тоже.
Вспомнив, за что еще он любил Сефа, Рено шумно сглотнул и коротко мотнул головой, прогоняя видение.
- Хорошо, - Сеф согласно кивнул. - Тебе снилось. Давай дальше.
Рено ссутулился сильнее, хотя казалось, это было невозможным.
- Дальше - еще хуже… Мои сны, их много, понимаешь? Они периодически случаются… И не только сны. Иногда случаются дежавю. На совещаниях, по пути на работу, за обедом, даже когда с тобой трахаюсь иногда…
Сефирот изумленно приподнял бровь.
- Да, черт возьми! - не давая ему возможности вставить слово, продолжил Рено. - В общем, сюжетная линия такая. У меня появились постоянные клиенты, турки. И вот один из них, Ценг, между прочим… знаю, звучит как бред, но все мои сны бред, так что… Так вот, Ценг предложил мне работу турка… ну я сам напросился, если честно. Так я познакомился с Шинра, который… ты не поверишь… был Президентом.
Сефирот облокотился на стол и изумленно присвистнул.
- Точно, - согласился с ним Рено. - Вместо того, чтобы бродить по коридорам со стремянкой и вкручивать лампочки, он руководил Корпорацией. Но это еще не все - я… как бы это так выразиться… стал его персональной шлюхой.
Сеф подался вперед всем корпусом и настолько решительно, что чуть не свалился с табуретки.
- Действительно, бред, - выдавил он, с трудом удерживая равновесие.
Рено согласно кивнул, устало провел рукой по лицу и посмотрел на Сефа с такой тоской, что у того засосало под ложечкой. Захотелось сгрести рыжего в охапку, утащить к себе и спрятать от всего мира, и от дурацких снов.
- Но это еще не все, - Рено снова вернулся к изучению пятен на линолеуме. - Потом Шинра умер, Президентом стал его сын. Ты этого парня знаешь, это Руфус, ну бармен из кабака напротив твоего дома… Так вот, с Руфусом я спал тоже. Руфус оказался совершенно невоздержанным сукиным сыном… в сексуальном плане, это меня здорово бесило, потому что я его любил.
Последние слова больно задели Сефа. Он тоже помрачнел и взглянул исподлобья, с трудом сдерживая раздражение.
- А был хотя бы один человек, с которым ты не спал?
Рено сдвинул брови и закусил нижнюю губу, задумавшись. И то, как забавно, по-детски наивно он это сделал, заставило Сефа забыть о раздражении и об изменах Рено, пусть и существующих только в его снах, но все же…
Сефироту снова хотелось защитить его от всех неприятностей - реальных и мнимых. Он уже пожалел о своих словах, но Рено упрямо тряхнул рваной рыжей челкой и вперил в Сефа очень недобрый взгляд.
- С тобой я спал тоже, если ты об этом, - мстительно сообщил он. - И ты, мать твою, был генералом армии Корпорации. И тоже не отличался разборчивостью в сексуальных связях.
Сефирот приоткрыл было рот, но передумал и с тоской посмотрел на разбросанные по столу журналы… Теперь-то он точно к работе вернуться не сможет. Он осторожно положил на стол очки и все также глядя на журналы, глухо произнес:
- Имей в виду, если ты вздумаешь изменять мне на самом деле, я тебя убью. Я действительно могу, ты знаешь.
То, каким отстраненно-холодным и не терпящим возражений тоном это было сказано, удивило даже самого Сефирота. А еще больше его удивил факт, что он действительно готов был исполнить угрозу.
Он и раньше замечал за собой вспышки неконтролируемой ярости, гнева, необъяснимого животного желания подавлять, подчинять, быть первым, и в такие моменты испытывал непреодолимую потребность доказать свое превосходство силой.
Где-то в темных недрах его существа дремал зверь, Сефирот знал об этом. Иногда зверь ворочался во сне, и тогда Сефирота охватывал панический ужас - он действительно боялся, что однажды зверь проснется, и неизвестно, чем все закончится.
Краем сознания он понимал, жестокость - часть его натуры. Не реализованная, и если повезет, никогда реализованной не будет, но тем не менее.
Сефирот в сердцах одернул себя и поднял виноватый взгляд на Рено. Собственно, Рено действительно хорошо его знал, он был единственным человеком, имевшем представление о темной стороне натуры Управляющего Научным Департаментом.
Сефирот успешно контролировал себя на людях, но не всегда мог сдержаться в постели, и тогда ему приходилось в жуткой спешке вести Рено в больницу, маяться около операционной в ожидании пока Рено зашивали, а потом сутками сидеть у его больничной койки, держать за руку, целуя в рыжую макушку просить прощения и клясться, что подобное не повторится.
До следующего раза.
Рено с этим мирился. Стоически. Потому что никто не идеален, уж Рено-то это знал, а Сефирот был надежным, до идиотизма преданным, умным и рассудительным, трогательно-заботливым, и, кроме того, - невероятно, потрясающе красивым.
После стольких лет, прожитых вместе, Рено чувствовал настроение Сефа. Вот как сейчас. Он сдвинул брови и постарался поймать его взгляд.
- Прости, - тихо выдохнул Рено. - Я же не нарочно. Оно меня пугает, поэтому я и решил тебе рассказать. Надеялся, вдруг тебя посетит умная мысль, способная объяснить это дерьмо. Из нас двоих только ты - гребаный гений.
Сефирот почувствовал себя тоскливо. Он не мог помочь Рено - толкового, разумного объяснения видениям у него не было. Впрочем, как и видениям собственным, о которых Сефирот не собирался говорить никому, даже Рено, даже сейчас.
Но если подумать… какого черта? Возможно, сейчас как раз самое время.
Рено на него надеялся, и Сефирот решился.
- У тебя никогда не возникало ощущения, что с миром, с реальностью что-то не так?
Рено изумленно поднял брови, отчего его лицо приобрело выражение чистоты и невинности.
- Не так? Это как - не так?
- Ну, словно, ты чувствуешь себя не на своем месте, - пояснил Сеф.
Рено пожал плечами и протянул с сомнением:
- Вроде нет, все как надо. Ты что имеешь в виду?
Сефирот тяжело вздохнул. Напрасно он затеял этот разговор - сложно объяснить то, чего он сам не понимал по большому счету.
- Существует такая теория… Ее изобрели в глубокой древности, но так никто и не доказал, и вряд ли докажет в будущем… Теория о множественности миров. Идея в том, что параллельно существует бесконечное множество вероятностных сочетаний возможного развития событий - множество миров, множество реальностей иными словами. В одной из этих реальностей существуем мы. Но не обязательно в той, которая для нас была бы оптимальной. И вот, в случае, если мы по каким-то причинам оказались в не оптимальной, не подходящей для нас реальности, то иногда… иногда мы можем это ощущать. Как ты сейчас - видеть это в снах, в дежавю…
Рено не дал ему закончить. Он стремительно поднялся, сделал пару шагов, пересекая разделявшее их пространство, и угрожающе навис над Сефиротом. Внешний вид Рено, хрупкий и по девчачьи изящный, был обманчив - при желании, да и без особого желания Рено мог дать в морду, в том самом примитивном смысле, и Сефирот знал это. Как и то, что сейчас, возможно, будет больно. Но продолжал сидеть, глядя на Рено снизу вверх.
- Хочешь сказать, что бордель - это самый подходящий для меня мир? - прошипел Рено.
- Ты хотел объяснений? У меня есть только это. Выбирай, или бордель, или осознание того, что от напряженной работы у тебя поехала крыша, - в тон ему ответил Сефирот.
Пару секунд они разъяренно пялились друг на друга, затем Рено отступил на шаг, недоверчивым взглядом смерил Сефирота с головы до ног и растянул губы в этой своей похабной ухмылке, за которую Сефу хотелось одновременно и убить его, и затрахать до смерти.
- А что не так с твоей реальностью, Сефирот? Ты тоже чувствуешь дежавю, я правильно понял?
Сефирот равнодушно пожал плечами. Он ведь ожидал, что Рено сообразит, зачем ему понадобилось разыскивать эту дурацкую теорию? Разумеется, ожидал, но надеялся, что Рено разберется не так быстро.
- Я вижу себя воином, - он хмуро посмотрел на Рено. - Не генералом - просто воином. Накатывает, когда смотрю в зеркало. Тебе стало легче?
- Вот черт, - выдохнул Рено, бессмысленно огляделся, словно что-то искал, но так и не найдя, присел на край лабораторного стола. - Значит, правда?
Сефирот поднялся, подошел к Рено вплотную, сильно сжав его плечи, притянул к себе и заглянул в зеленые глаза.
- Возможно, не бордель, возможно, твое подсознание трансформирует несоответствие реальности таким странным образом. Неважно. Главное - ты не сходишь с ума, этому есть объяснение.
Рено благодарно потерся щекой о жесткий, накрахмаленный ворот его лабораторного халата.
- Ты только Ценгу не говори, ну про турка. Он парень обидчивый, но сдержанный и очень скрытный, никогда не знаю, что у него на уме, и если он вдруг уволится… Второго такого замечательного секретаря, я в жизни не найду.
Сефирот усмехнулся, наклонился и осторожно прихватил губами нежную кожу на его длинной худой шее.
- Не скажу, обещаю…
В этот момент с грохотом распахнулась дверь, и в лабораторию ввалился Захария - лаборант, темноволосый, смешной, шумный. Он оглядел помещение и, смутившись, нерешительно замер на пороге.
- Ну, я пойду. - Рено отстранился, быстро мазнув губами по губам Сефирота. - Я сегодня задержусь, принимаю объект в Седьмом секторе, и это надолго.
Поправляя пиджак, Рено направился к выходу. Зак отступил позволяя ему покинуть лабораторию, и проследил за ним взглядом до тех пор, пока дверь за Рено не закрылась.
- Что это с ним? Выглядит, словно поганок нажрался.
Сефирот гоготнул, осуждающе посмотрел на Зака, но все же ответил:
- Рефлексия, я думаю. Или ранний кризис среднего возраста. Возможно, все вместе.
Зак кивнул с таким видом, словно все понял, и тут же спросил:
- И что это значит?
- Поиск ответа на вопрос, так ли он хотел прожить свою жизнь, - терпеливо пояснил Сефирот.
- Ну... - протянул Зак. - Если бы мы это могли решать... Я бы хотел совершить подвиг. Ага, точно. Но только так, чтобы об этом никто никогда не узнал - ненавижу, все эти помпезные чествования героев.
Сефирот улыбнулся
- Что же это за подвиг, если никто о нем не знает?
Зак равнодушно пожал плечами.
- Ну, такой вот дурацкий подвиг. Слушай, Сеф, мне бы слинять сегодня пораньше. Назавтра я все подготовил - реактивы в холодильнике, посуду помыл, кондиционер придут чинить вечером. Что скажешь?
У входа в лабораторный комплекс по раскаленному асфальту сонными мухами бродили митингующие экологи. Они ошивались здесь каждый вечер, но сегодня Сефирот с уважением посмотрел на хмурых, грязных от пота и налипшей пыли энтузиастов - вот же, жара, грязь, дышать нечем, а этим все нипочем.
И как обычно, Сефирот наткнулся на его взгляд.
Небольшого роста, белобрысый, смешной и взлохмаченный предводитель - почти мальчишка - всегда смотрел на Сефа по-особенному. Невзирая на транспаранты и убеждения. Черт знает, что было в этом взгляде. Обожание? Ненависть? Желание?
«Э, нет, малыш, даже не смотри, пока Рено жив… не в этой реальности», - привычно подумал Сефирот, прихватил ворот рубашки и ускорил шаг.
Помня обещание Рено задержаться, он завернул в бар в квартале от дома. Руфус, красивый как зимнее небо, и такой же отстраненно-холодный, с безразличием наблюдал за тем, как Сефирот пристраивается на высокий табурет.
- Как обычно?
Сефирот покачал головой.
- Давай двойную.
- Как скажешь.
- Послушай, Руфус…
- Да?
Было еще слишком рано, в зале - почти никого, и Руфус отчаянно скучал.
- Спросить тебя хотел... - Сефирот на мгновение задумался, подбирая слова. - Вопрос покажется странным, предупреждаю.
Руфус еле заметно улыбнулся. Он всегда улыбался вот так, лишь слегка приподнимая уголки губ, словно боялся случайной улыбкой разрушить хрупкий образ неземного величия.
- У вас, ученых, все вопросы странные. Я слушаю.
- Если бы ты мог выбирать... если бы мог, чему бы ты хотел посвятить жизнь?
- Что бы я хотел делать? - Руфус усмехнулся и удивленно приподнял брови. - Я хотел бы управлять миром.
В изумлении Сефирот чуть было не открыл рот. Он смущенно кашлянул и снова посмотрел на Руфуса.
- Ты это сейчас серьезно?
- Ты даже не представляешь, насколько я сейчас серьезно, - Руфус выудил откуда-то из недр стойки шейкер и отправился на другой конец к подошедшему посетителю. А Сефирот сосредоточено уставился в свой стакан, словно пытался среди утопленных в янтарной жидкости прозрачных кубиков отыскать истину.
И сидел так еще минут пятнадцать, вероятно, думал.
Разобравшись с клиентом, Руфус не решился его побеспокоить, наперед зная, что когда Сефирот думает - пусть уж лучше он думает.
Затем, то ли подустав от этого бесперспективного занятия, то ли по причине природной необходимости, Сеф поднялся, направился к узкому проходу в конце зала и дальше по коридору, к заветной двери с большой буквой "М". Вымыв руки и уперевшись в раковину, Сефирот долго стоял, не решаясь поднять глаза. Затем медленно, осторожно перевел взгляд в зеркало, где на фоне рябых клеточек цветного кафеля и шеренги дверей кабинок, декорированных замысловатыми резными ручками, перед ним стоял совершенно незнакомый человек.
Длинные серебряные пряди стянуты в хвост, за стеклами очков - зеленые глаза с продольным кошачьим зрачком. Все как обычно, но что-то было не так. Как обычно - не так.
Сефирот смотрел на свое отражение, на себя, чужого, и думал о том, что где-то наверняка есть другой мир.
Мир, где Рено стал бы персональной шлюхой самого влиятельного человека в стране, где Захария обязательно совершил бы свой дурацкий подвиг, где Руфус мог бы управлять миром, где даже этот мелкий белобрысый придурок-эколог…- как же его… Клауд, кажется, - имел бы шанс спасти планету, вместо того чтобы таскать транспаранты с призывами о ее спасении.
Где он сам, Сефирот, мог бы позволить себе не думать о бюджете, не тратить времени на просчет утопических бизнес-планов, не контролировать каждое сказанное слово, и временами - выпускать рвущегося на свободу зверя. Мир, где зверь мог убивать, и возможно, был бы убит, и это было бы неважно, потому что там Сефирот мог бы стать собой.
Конец
