Дракон и море

У вооруженного нейтралитета, как оказалось, есть свои плюсы и минусы. Плюсов, несомненно, было больше, но и проблем хватало. Взять хотя бы унизительные репарации в пользу Далмаски, на которых настояло правительство Розаррии, дав понять, что иначе ни о каком мирном договоре не будет и речи. По всей видимости, Маргрейсы надеялись спровоцировать очередной конфликт, однако переговоры между главами двух государств заняли от силы минут пятнадцать.
Неизвестно, о чем император Солидор беседовал с королевой Далмаски за закрытыми дверями. Но в итоговом варианте договора суммы выплат оказались подозрительно низкими, зато оговоренный размер таможенных пошлин здорово напоминал двусторонний заговор против Розаррии.

Другой головной болью императора стал вновь созванный Сенат, который первым делом поднял вопрос о том, что правителем Аркадии не может быть... э-э... не совсем человек, ваше величество. Вэйн поднял бровь и хладнокровно согласился передать трон Ларсе, если Сенат найдет и процитирует ему соответствующий закон. Закона, разумеется, не существовало в природе, просто по факту отсутствия прецедентов, поэтому Сенат сперва притих, а потом выкинул новый фокус - потребовал назначить главой Сената Ларсу. Вот уже неделю представители и сторонники Дома Солидор ломали голову, как уберечь юного брата императора от сей непочетной должности.

Еще одной проблемой стал Ффамран Бунанса, который не только нахально обосновался в постели императора, но и потребовал некогда обещанные лордом Грамисом Дому Бунанса шестьдесят процентов акций Драклорских лабораторий - за содействие в поиске, исследовании и уничтожении нефицита. К последнему пункту у Вэйна претензий не было, камень был уничтожен - лучше не надо. Насколько, конечно, можно назвать уничтожением пожизненное заключение в клетках человеческого тела. Что же касается акций - если бы обещание было устным, Вэйн с полным на то правом послал бы старого приятеля виеровским лесом. Но предприимчивый пират не поленился составить дотошный документ, скрепленный печатью и подписью неосмотрительного правителя.
Раздосадованный Вэйн мог только помянуть почившего родителя недобрым словом и попытаться поддеть Бальфира вопросом о том, как же он собирается сочетать исследовательскую деятельность с пиратством.

- А что мне помешает? - распахнул Ффамран невинные глаза и кивнул за окно, где на переоборудованной площадке была припаркована Страл.

Император только рукой махнул, и на этом собрание акционеров посчитали законченным.

Словом, проблем действительно хватало, но это были какие-то привычные, знакомые с детства проблемы. Если бы кто-нибудь заглянул в мысленно составленный Солидором список, он был бы потрясен тем, что на первом месте, к великому неудовольствию императора, оказалась проблема личного характера.

Последние несколько недель проблема носила доспехи Судьи-Магистра и фамилию Габрант, но на этом юный принц Ларса посчитал свои обязанности выполненными, и с последствиями пришлось разбираться Вэйну Солидору лично.

Начать хотя бы с того, что никому из зачинщиков идеи выдать Баша за второго Ноа и в голову не пришло обдумать некоторые детали. В частности, сообразить, что во дворце сложились весьма устойчивые понятия о положении Судьи Габранта при дворе.
Присутствовавший при разыгравшейся сцене Ффамран обхохотался до слез, когда прислуга, диковато косясь на Баша в ответ на просьбу показать его комнаты, ответила, что императорские покои - сразу за поворотом. С некоторым трудом Ноа удалось убедить брата, что на ложе императора места достаточно для четверых взрослых мужчин. В итоге несговорчивый генерал все же оказался в постели императора Аркадии, но лучше от этого не стало никому. Спать спокойно Баш мог, только уткнувшись в брата, и при этом находясь как можно дальше от Вэйна. Таким образом, Габранта и Вэйна в большинстве случаев разделял Бунанса, который, если только не выматывался до полуобморока, просто не мог лежать спокойно между двух красивых мужчин.
Но стоило им затеять веселую возню, как Баш просыпался и, накинув халат, уходил в смежный со спальней кабинет. Вэйн при этом чувствовал себя как застуканный родителями подросток, Бальфир рвался утешить страдальца, а Габрант каждый раз останавливал обоих, мудро рассудив, что брату просто нужно время.
В целом же императора ситуация скорее забавляла, чем наоборот - за исключением раздражающей необходимости спать с краю. И собственнические чувства тут были вовсе ни при чем - просто из практических соображений Вэйну не нравилось просыпаться от того, что его одеяло намотано вокруг нахального пирата, а императорская спина в паре с императорской задницей зверски мерзнут.

Что забавно, упрямый Ронсенберг Вэйну понравился. Они с Габрантом были похожи, и в то же время Ноа был знаком Вэйну с детства, Судьи-Магистры были для императора почти членами семьи, допущенными ко многим секретам. Баш напоминал Вэйну осторожного хищника, волею судеб оказавшегося в неуютной для него обстановке. Бахамут его знает, как приручать.

Габрант, с которым Вэйн поделился соображениями, вздохнул и сказал, что, к счастью или нет, но вкусы у них всегда совпадали, так что лучше бы императору заметить, наконец, с какой задумчивостью Баш иногда смотрит на его задницу. Вэйн только плечами пожал - его как-то мало волновали привычные Ландису разборки "кто сверху", в Аркадисе к этому относились равнодушно.
Он все еще помнил шок Габранта, которому случилось быть у юного принца первым. Причем первые полночи они потратили на эти самые разборки - Вэйн настаивал, Ноа упирался, и в итоге раздраженный принц ехидно спросил, не написать ли ему специально для Судьи официальный протокол с отказом от права пользоваться главенствующим положением.
Ноа, видимо, тоже припомнил эту историю, и тем же вечером за ужином порядком развеселил Баша с Ффамраном. Император был склонен полагать, что именно после этого в их отношениях со старшим из близнецов наметилась некоторая оттепель. Вэйну потребовалось совсем немного времени, чтобы сложить два и два. Очевидно, Баш в глубине души все это время подозревал, что изначально его брата затащили в постель силой.

Оттепель, впрочем, оказалась слабоватой. Баш уже не шарахался от прикосновений, но участвовать в ночных безобразиях решительно отказывался, и с Вэйном держался по-прежнему насторожено. Настолько, что даже Габрант высказал свои сомнения, когда Вэйн отправил их с Бальфиром и Ларсой в Далмаску в составе посольской делегации. Подсознательные метания Баша могут всплыть в неподходящий момент. Например, в случае покушения он может потерять столь необходимые секунды и не закрыть императора собой. Вэйн вежливо выслушал всех, кому пришла в голову та же идея, но остался при своем, и делегация отбыла в назначенное время полным составом.

На удивление, в опустевшей наполовину спальне было не так уютно, но стало спокойнее. Баш, казалось, тоже вздохнул свободнее, и первая ночь прошла совершенно мирно. Вэйн, уже засыпая, принялся рисовать кончиками пальцев по плечам Баша, но тот, как ни странно, не возражал - устроился поуютнее на своей подушке и уснул первым.

Зато второй вечер оказался не в пример оживленнее первого. Когда Судья-Магистр Габрант дополз до покоев, было уже далеко за полночь. Вэйн ждал его в постели, обложившись подушками и накинув на плечи рубашку. И мучительно думал, что был неправ, отказавшись от обезболивающего заклинания в пользу заживляющего.

Баш раздевался молча, аккуратно укладывая доспехи на специальную подставку. Вэйн тоже не спешил начинать разговор, догадываясь, о чем пойдет речь.

- Мне объяснить, в чем заключалась ошибочность ваших действий? - сухо спросил Баш, наконец, не оборачиваясь, и в пятый раз расправляя складки плаща.

Вэйн поморщился незаметно. Несомненно, он это заслужил, но...

- Не стоит. Я и так прекрасно знаю все доводы, которые можно вспомнить. Начиная с долга перед отечеством. И мне в любом случае предстоит разговор с вашим братом, - он спохватился и умолк.

Напряжение сгустилось, стало почти осязаемым физически.

И когда Баш обернулся, что-то было в его лице, что Вэйн невольно отпрянул. Отпрянул - и схватился за плечо, перетянутое бинтами. Судья, однако, не обратил на это ни малейшего внимания.

- Долг перед отечеством? - спросил он холодно, медленно приближаясь. - А как насчет другого долга?

Его гнев давил на грудь, на плечи, отзывался тупым дерганьем в недавней ране, заставляя дышать отрывисто.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - процедил Вэйн, стискивая пальцами бинты, чтобы хоть как-то придавить болезненную пульсацию. Сил оставалось все меньше, и он как-то не обратил внимания, что они, похоже, наконец-то, перешли на "ты".

- Не понимаешь? - Баш виделся теперь черным сгустком пелены, удушливыми эмоциями забивающей легкие. - Так я поясню! Ты хоть на минуту задумался о том, что будет, если я предъявлю Ларсе хладный труп любимого брата?! Не говоря уже про Ноа и Бальфира...

Вэйн задыхался уже по-настоящему - ослабевшие пальцы соскользнули с плеча, и он сам начал оседать в подушки, если бы Баш не подхватил его.

На удивление бережно - как днем, на балконе...

...кровь дракона в его венах позволила среагировать на угрозу еще тогда, когда никто ничего не подозревал. И не понял, почему император вдруг сорвался с места. Паника началась долгие-долгие секунды спустя, и Вэйн представлял себе происходящее глазами Баша.
Вот император с нечеловеческой силой отшвыривает стоящего по правую руку Судью Габранта, а потом сам отлетает назад, на ступени, то ли мертвый, то ли потерявший сознание. Сам Вэйн этого не видел, но по обрывкам разговоров понял, что Баш кинулся к нему, лично отнес под прикрытие стен дворца, а потом голыми руками разодрал измазанный кровью доспех, чтобы осмотреть и перевязать рану.

Вэйн пришел в себя от того, что чьи-то уверенные пальцы разминали сведенную судорогой руку, и это было так хорошо, что он не сразу заставил себя открыть глаза.

- Я должен извиниться, - их с Башем взгляды встретились, но Судья не прекратил своего занятия. - Мне не следовало...

- Не стоит, - Вэйн вздохнул, когда улегшаяся серая пелена тревоги Баша сменилась янтарно-теплой заботой. - Будь здесь Габрант, он бы, наверное, не постеснялся взяться за ремень, как в моем детстве.

В янтаре вспыхнули искорки веселья и любопытства.

- А... за что? - не утерпел Баш.

- За дело, - сухо сказал Вэйн и закрыл глаза, давая понять, что развивать эту тему не намерен.

- Это было глупо, - Баш гладил руку сверху вниз, медленно. Он явно имел в виду не детство Вэйна.

- Пожалуй. Я наслышан о живучести Габрантов, но проверять на практике тоже не хотелось, - кивнул император и сжал губы, когда судорога вернулась. Не объяснять же, что звериное чутье заставило действовать инстинктивно, защищать то, что дракон внутри него считал своим.

Он не сразу понял, что мягкое прикосновение к губам - поцелуй, не раньше, чем почувствовал теплое дыхание, не сразу открыл глаза, чтобы посмотреть на человека, способного заставить забыть о тянущей боли в руке.

- Я, кажется, не успел сказать спасибо, - Баш смотрел на него взглядом Ноа, в котором светились те же эмоции, которые Вэйн чувствовал всей кожей.

- Я не хочу показаться настырным, - отозвался он на красновато-сладкое возбуждение, за шею притягивая Судью ближе. - Но мне кажется, что императору всего одного поцелуя в качестве благодарности как-то маловато, ты не находишь?

Он почти ожидал, что Баш снова замкнется и уйдет, но Ронсенберг вместо этого ответил густым смешком, от которого у Вэйна сладко закружилась голова. Он не успел ничего сообразить, как его снова поцеловали, а руки уже скользили вдоль судейской рубашки по привычной до автоматизма схеме - застежка на шее, застежка на плече, застежка на груди. Его опустили в подушки - одна неудобно согнулась под спиной, но Вэйн этого даже не заметил.
На одежде сходство и закончилось, с Башем все было иначе, чем с Ноа - Габрант обычно был нетерпелив и горяч как сам Вэйн, шумный и громкий. Бальфир как-то сказал в шутку, что они похожи со стороны на двух яростно не то трахающихся, не то дерущихся котов. Баш был другим - спокойным и обманчиво тихим, как океанская волна, которая накатывает незаметно, сбивая с ног мягкой лапой, утаскивая в глубину. Вэйн наконец понял, что Бальфир нашел в старшем из близнецов - это спокойствие завораживало, в нем хотелось раствориться без остатка, отдавшись целиком, до последней капли, которую язык вылижет досуха. После Ноа Баш был непривычно тихим, но каждый из его негромких звуков вибрировал по коже новой волной удовольствия.

Они все еще лежали опустошенные, но довольные - Вэйн на спине, Баш чуть сбоку, обняв его одной рукой - когда дверь распахнулась со стуком.

Вэйн даже глаз не стал открывать - его все еще покачивало в океанских волнах, и он мысленно жмурился от теплого солнца. В полусне он слышал голоса, но продолжалось это сравнительно недолго. Потом свет в комнате погас, и Вэйн уплыл в наступившую темноту, почти не проснувшись, когда Баш немного подвинулся, уступая место, с другой стороны тоже кто-то пристроился и все, наконец, угомонились.
Почти отключаясь, Вэйн еще успел подумать, что утром надо бы высказать недовольство по поводу наличия обнаженных мужчин в одной постели рядом с несовершеннолетними принцами.

Хотя с другой стороны, когда это солидорские принцы спрашивали чьего бы то ни было согласия?

Конец