Меж двух огней

Он бежал и бежал, сквозь горящие руины своей родины, прижимая к груди, к самому сердцу нечто теплое, невесомое и слабо бьющееся в такт его собственному пульсу. Бежал и не мог остановиться.

Где-то в настоящей жизни Ландис уже догорал. Величавые имперские крейсеры с ленивой неспешностью победителей бомбили затаившихся в горах выживших. Аркадийцы добивали упрямых горцев, давно решив, что подчинять их – пустая трата времени и ресурсов. Иногда Ноа мучительно хотелось туда, в горы, в бессмысленные последние битвы, но матушка задыхалась кашлем и твердила, что хочет домой. К ней домой, в чужую Аркадию, где не будет чести ландисских рыцарей, где она потеряет титул, уважение, но сможет спать в тепле и безопасности. Больной матушке нужно тепло и безопасность гораздо сильнее, чем ее сыну – героическая гибель.

Поэтому Ноа бежал, не останавливаясь, не замечая толком, как меняется мир вокруг него. Не запоминая, где был вчера, не думая, где окажется завтра.

Даже ее он заметил не сразу. Стройная, высокая, в дорогой непривычной одежде, она мелькала там и тут. На террасе открытого кафе, со спокойной улыбкой изучая прохожих. На улице, ловя свое отражение в витрине богатого магазина. И, конечно, чаще всего рядом с Солидорами. Вон – процессия, народ любуется Императором Грамисом Солидором, а она за его спиной положила руки на трон, улыбается, чуть наклонив голову. А тут – старшие принцы едут на охоту среди пышной свиты и, кажется, разговаривают и с ней, обещая посвятить прекрасной леди всю добычу. И она смеется, прикрывая ротик узкой ладошкой, а потом кокетливо поправляет выбившийся из-под шляпки локон. Или – нужно только присмотреться, и увидишь – она ласково обнимает младшего принца за плечи и целует чернявую макушку, шепча что-то тихо-тихо.

В такие моменты, когда он краем глаза видит ее, искру на полотне реального мира, сложнее всего не споткнуться, не уронить драгоценную ношу. Но нет, Ноа должен быть сильнее мимолетных видений, пусть бабка по матери и ругает его вялым неудачником. Откуда старухе знать, что Ноа бежит и не смеет остановиться, если она даже не видит леди на улицах ее родного города?

А потом, внезапно все заканчивается. Ей, верно, надоедает его бег. Или он просто теряет темп, и его догоняют, хотя со стороны это смотрится совсем не так. Просто Ноа у дворца, возле входа в Академию. И она со снисходительной полуулыбкой – в модном дорогом платье из ткани, названия которой не знали в Ландисе. Ему еще боязно назвать ее по имени, и он отдает ей первое слово.

- Хватит, - говорит Аркадия. У нее мелодичный, поставленный голос оратора, она пахнет садами и дорогими духами. – Просто отдай это мне, и я приму тебя. Ради твоей матери. И потому, что я не люблю оставлять после себя крошки.

- Крошки? - невольно переспрашивает Ноа, еще крепче прижимая к себе все, что осталось от Ландиса. – Как же остальные?

- Забыли, - пожимает плечами Аркадия. – Или погибли. Это не имеет значения, мы ведь так же смертны. Зачем цепляться за прошлое? Я подарю тебе красивый доспех, будущее. А мои Солидоры… они могут сделать тебя счастливыми, если ты только захочешь. Просто забудь. И отдай его мне.

Ноа вздохнул. Все равно он уже остановился. И еще устал, невыносимо устал. Но все равно упрямо огрызнулся:

- Даже если я отдам свою родину, я не забуду. Потому что люблю.

Аркадия только пожала плечами, не переставая улыбаться. Ландис умещался у нее на одной ладони, и свободную руку она протянула Ноа. Если бы только парламент тогда видел их – Аркадию и Ландис – как сейчас Ронсенберг, разве посмели бы они развязать войну? Может быть, тогда все сложилось бы по-другому, и Ноа не остался бы единственным, кто помнит… Он послушно поцеловал тонкие пальцы, ему предстояло жить дальше. А за новую жизнь можно и поблагодарить.

К Академии Ноа Габрант пошел не оборачиваясь.

- Отдай мне, - десятилетний Вэйн Солидор потянул Аркадию за длинную юбку. – Все равно пока он упрямится, ты можешь подавиться.

- Нация упрямцев, - она поморщилась, разглядывая свернувшийся в клубочек Ландис. Если откусывать кусочки – непременно испачкаешься, а целиком ни в какой рот не влезет. Наказание сплошное. – А тебе зачем, маленький мой?

- Там есть кусочек того, что нужно мне, – Вэйн бережно взял Ландис и сунул в карман. Он потом изучит внимательнее эту забавную штучку, в которой нашлось чем утолить и жадность старших братьев, и голод Аркадии, и любовь ландиссийца, и много чего еще. – Я хочу знать все об этом человеке.

Мальчик сосредоточенно кивнул, когда Аркадия взяла его за руку и повела во дворец.

- Почему же? – спросила она, делая вид, что не замечает, как принц оборачивается и смотрит в сторону Академии.

- Ты же сама говорила – люди, настолько любящие свою страну, что способны видеть таких как ты, духов государств, - редкость. И он не кинулся на тебя с кулаками, это тоже немало. Мне кажется, как минимум, достойно изучения.

Аркадия тихо рассмеялась, с умилением глядя на ребенка. Потом поправила мальчику воротник, но так ничего и не сказала. Конечно, хотелось, чтобы Вэйн любил только ее и не интересовался ничем больше, но подобное мешает адекватному развитию. Леди-Империя кивнула своим мыслям. Вслух такого не скажешь, но она боялась, что мальчику припишут какую-нибудь душевную болезнь и лишат трона. Нет, чтобы не допустить подобное, она была готова терпеть что угодно.

Даже немного переждать с закуской, тем более что есть другие Солидоры, готовые унять голод растущей Империи.

Конец