Другие игры

- Эй, что вообще за шум? Вы мелкого разбудили, олухи.

Ноа с трудом повернул голову в сторону говорившего, чтобы увидеть, - с определенным трудом, ведь один глаз почти не открывался, - парня чуть младше его, сердито жевавшего травинку, да сурово скрестившего руки на груди. Он очень сильно отличался от окружавших ландисийца Судей: вместо глухого доспеха - в простой рубашке с закатанными рукавами и кожаных брюках, и Ноа фон Ронсенберг честно ждал какой-нибудь грубости, сродни той, что досталась ему от стражи вместе с ударами.

Но ничего подобного, главный стражник почтительно поклонился, сцепив руки приветственным жестом, и подобострастно проговорил:

- Нижайше просим прощения, ваше высочество, но этот щенок осмелился просить аудиенции у вашего отца и...

- И вы решили, что это повод пошуметь вдоволь. - "Его высочество" выплюнул травинку на землю и подошел ближе, сообщив уже более официальным тоном, - Лорд Отец занят, у него совет. К тому же, думаешь, он будет разговаривать со всеми подряд?

Ноа медленно вытер с подбородка кровь. Нарочито медленно, потому что Судьи, до этого довольствовавшиеся кулаками, явно были не прочь схватиться за сталь. А он не мог позволить себе умереть сейчас, когда больная мать ждала его в деревне, а шанс, единственный шанс поручить ее здоровье врачам Империи презрительно щурил черные глаза, пряча любопытство.

Вспомнить бы еще, как зовут первого сына Дома Солидор, но в голове только вертелась мысль о том, что собранные в хвост темные волосы должны мешать носить шлем.

- Что остается вассалу, как не скромно молить господина выслушать его? - подобными словами он давился еще, когда шел к лагерю аркадийцев. Пусть с Ландисом все кончено, но принять это так невыносимо трудно любому из рыцарей, даже совсем недавно посвященному, даже на обломках родового гнезда. И теперь они першат в горле, особенно когда парень ухмыляется. Ему-то явно незнаком вкус поражений, первому сыну первого Дома. И в какой-то момент гордость полыхает ненавистью, требуя достать щенка, пусть даже ценой жизни.

- Слова оставь для женщин, ландисиец. К тому же, головы познатнее твоей уже склонились перед силой Аркадии, - принц говорит как ни в чем не бывало, а по спине Ноа уже бегают холодные мурашки. Отказ. Как приговор. Можно только надеяться, что Судьи не убьют его, что матери не придется умирать в своей постели от голода. И невольно вспоминаются ее слова, печально сказанные в совсем другой жизни, о том, что дети невыносимо жестоки, даже не осознавая этого, просто не понимая чужой боли. Ронсенберг настолько погружен в невеселые мысли, что почти не слышит, как парень продолжает:

- Но с другой стороны, можно заслужить подобную честь. Небольшим испытанием.

Ноа выжидающе посмотрел на своего ровесника. На кривящиеся в жестокой усмешке губы, на веселые искры в глазах. Можно не сомневаться, что испытание уже началось.

Фон Ронсенберг встал, как вставал его отец на стены осажденной крепости. Без колебаний. Спина прямая, потому что есть за что умирать, есть за что жить.

И не думая, возможна ли победа, будет ли Император слушать его только по слову сына.

Просто мальчишка, пусть даже и принц, будущий Император, еще не знает, что слово рыцаря Ландиса крепче любого камня, надежнее любого клинка.

На самом деле, спроси кто у Ноа фон Ронсенберга, чего, собственно, он ждал, ответить юный рыцарь не смог бы. Чистить загон для боевых чокобо? Менять белье раненым в сражениях имперцам? Резать таких же, как он сам, осиротевших детей?

По крайней мере, точно не оказаться в богато обставленном шатре в компании двух детей и свирепо молчавшего Судьи Магистра, непросто в полном доспехе, но и в шлеме, стилизованном под голову дракона.

К тому же, с той же горячей уверенностью, с какой Ноа в семнадцать считал себя мужчиной, он был убежден, что детям не место на войне. Особенно четырнадцатилетнему мальчишке, самозабвенно дергающего за волосы то ли братика, то ли сестричку и того младше. В детях Ронсенберг не разбирался совершенно. Сказать сколько лет, какого пола был малыш, он бы не смог без подсказок. А детка, треснув брата по лбу попавшейся под руку игрушкой, вырвалась и буквально пригвоздила ландисийца слишком серьезным для ребенка взглядом:

- А вы кто?

- Вэйн, вернись, а вдруг он блохастый?! - мальчик постарше откинул за спину косу и, потирая лоб, тоже подошел ближе. Осторожно держась вне досягаемости незнакомца. - Судья Магистр Левос, ну скажите вы! Ему спать надо.

Ребенок, похоже, все-таки мальчик, показал брату язык.

- Не буду, шумно. И...

- И о блохах я, честно говоря, забыл, - старший принц буквально втолкнул Ноа в шатер. - Ну, на войне как на войне, верно, Левос?

- Никос, ты узнал, почему шумели? Опять по-вста-нцы?

- Это крайне маловероятно, принц Вэйн. - Судья Магистр тяжело поднялся, и Ноа невольно подумал, что доспех, пусть и явно кованый на заказ, был, верно, не слишком удобен. - Принц Никос, вы так и не сообщили, Вы намерены исполнять свои обязанности этим вечером?

- Да, вполне. Вэйн, Миклош, это Ноа фон Ронсенберг. Настоящий ландисийский рыцарь. Живой, - зачем-то уточнил Никос, когда младший принц потянул за край грязного камзола ландисийца. - Он тут с вами поиграет, пока я буду на выездке с отцом.

- Это...

Миклош хмуро смотрел на рыцаря исподлобья, а вот у Вэйна в глазах загорелся неподдельный интерес.

- И у него, правда, блохи? А это таких Судья Магистр Берган называет грязными шавками? - мальчик вцепился в рукав Ноа, задирая голову, пытаясь заглянуть в его глаза. - А почему вы не моетесь? Или Судья Магистр ведет себя невежливо? А какую породу чокобо предпочитают... предпочитали... в вашей стране? А...

Звонкий голос принца сливался в почти птичьи трели - тембр красивый, звучит приятно, но смысл ускользает, и не совсем понятно, куда именно смотреть.

- На счет блох не волнуйся, Вэйн. Обреем тебя налысо, и Миклош перестанет дергать тебя за волосы. Всем хорошо.

Второй принц топнул ногой.

- Никос, противный! Вэйн не трогай грязное! - И потом еще раз, уже когда старший принц вышел из шатра. Но поток вопросов это не прервало.

- А почему вы здесь? Лорд Отец сказал, что все ландисийские рыцари покинули это владение.

Ноа посмотрел в широко раскрытые темные глаза мальчика. Тот явно ждал ответа хоть на один из вопросов, и, чувствовалось, готов был их все повторить.

- У меня болеет мама, - удивляясь своей искренности, ответил Ронсенберг. - Поэтому я остался с ней.

- Мама... - принц опустил взгляд. - А моя мама умерла.

Ноа, прежде чем успел себя одернуть, неловко погладил мальчика по голове. И тут же почувствовал, как в плечо ему ударилась игрушка, заботливо брошенная Миклошем.

- Ты хоть бы самое грязное снял, шавка! - буркнул тот. И помолчав, добавил: - Умеешь играть в облавные шашки?

Где-то на третьей проигранной Ронсенбергом партией облавных шашек, Миклош окончательно смирился с присутствием ландисийца и почти перестал упоминать блох. А вот Вэйн, казалось, не умолкал в принципе. Если не считать тех моментов, когда он отвлекался на то, чтобы пнуть дергавшего его за волосы брата или выжидающе замолкал, всеи своим видом требуя от Ноа ответов хотя бы на десятую часть вопросов.

Даже угрожающее сопение со стороны Судьи Магистра только добавляло какого-то диковатого уюта.

- А шавка - это собака, да? Они хорошие. Правда?

Вэйн подмял под себя какую-то плюшевую игрушку и теперь смотрел на Ноа из-за больших лохматых ушей.

- Наверное. У нас собаки считаются большой редкостью, я их и не видел толком.

Миклош засмеялся, чем заслужил еще один пинок.

- Они лают, - уверенно сказал Вэйн. - И еще добрые, верные и беспощадные к врагам. Я хочу попросить у отца щенка, когда мы вернемся в Аркадис.

- Лают? - Ноа в самом деле очень смутно представлял себе, как выглядят собаки, только помнил, как гончие Судей рвали один из его отрядов. И те не лаяли, сразу раздирали врагов в клочья, не боясь ни лап чокобо, ни клинков.

- Ага, - мальчик прищурился, словно гадал, не дразнят ли его. - Гав-гав.

- Гав-гав? - переспросил Ноа с сомнением. Детский голос плохо подходил для тех зверюг, но принц выглядел вполне убедительно.

- Очень похоже, - одобрил Миклош. - Научи его вилять хвостом, и, может, Лорд Отец позволит вместо щенка завести ландисийца. Он полезнее будет.

На этот раз на второго принца удивленно воззрились две пары глаз. Судья Магистр вполне убедительно делал вид, что спит.

- Сможет носить тебе с кухни сладкое, например. А, может, он еще и фехтовать умеет. Умеешь?

- Я же рыцарь, - Ноа почти обиделся, но довольное восклицание младшего принца: "Умеет!" почему-то свело на нет почти все недовольство. Поэтому Ноа только вздохнул, дернув плечом. Жест, к сожалению, не прошел незамеченным.

- О, - Вэйн потянул руку к расстегнутому вороту рубашки Ронсенберга. - А это что за штучка?

Ноа машинально прикрыл медальон рукой, хотя его и так не было видно, и, судя по обиженно сжатым губам принца, сделал это зря. Уточнять, ограничится ли Вэйн в выражении своего недовольства только несильным пинком, не хотелось, поэтому Ронсенберг с некоторым сомнением все же достал медальон.

- Герб Ронсенбергов, - Ноа повертел в руках небольшое украшение, впервые подумав, какое право он имеет его носить теперь. От гордой рыцарской семьи только и остались что имя да побрякушка...

- А у нас на гербе змеи, - маленький принц пересел поближе, разглядывая медальон, а потом выудил небольшой кулон - в самом деле украшенный переплетенными змеями. Провел маленькими пальчиками по застежке и спрятал обратно.

- Такой только у меня есть, от мамы. А у братьев - другие.

Вэйн задумчиво провел рукой по волосам и прищурился.

- Скажи, Ноа, а у тебя есть братья? И у них тоже такие штучки?

Ронсенберг поперхнулся. Баш сбежал, но жив он или погиб в горных переходах, убит ли разбойниками или дикими зверями, было неизвестно. К счастью, от ответа его спас вошедший в шатер Император.

И не виси принц Вэйн на его руке, Ноа непременно вскочил бы на ноги, возможно, заработав стрелу за излишнюю прыткость. А так оставалось только напрячься, снизу вверх смотря на Грамиса Гану Солидора, Императора Аркадии, завоевателя Ландиса.

- Доброго дня, Лорд Отец, - хором пропели оба принца.

- Дети, - Грамис качнул головой, - что у вас за игрушки?

- Это Ноа, - Миклош обвиняюще ткнул пальцем в ландисийца. - Он, возможно, блохастый, но Судья Магистр Левос сказал, что его нельзя мыть, потому что все припасы только для аркадийских подданных. Можно что-нибудь сделать, пока он не перепачкал тут вообще все?

- И побыстрее, потому что скоро вечер, и его мама, наверное, волнуется, - добавил Вэйн, показательно не замечая спиной отца Никлоса, закатывающего глаза. - Мама - это важно.

- Как и дела взрослых, - тем не менее, взгляд Грамиса потеплел. - И мы обсудим их, когда вы отпустите юношу, который, похоже, вам так приглянулся.

Император изучающим взглядом окинул Ронсенберга:

- Если юноша не против.

Ноа поднялся на ноги, церемонно поклонился Императору, как поклонился бы королю Ландиса:

- Если такова воля Императора.

Грамис холодно улыбнулся, то ли своим мыслям, то ли детям. И Ноа подумал, что день выдался странный. И не потому, что все тело болело от "встречи" с Судьями. Гораздо большее впечатление на него произвели принцы. Настолько, что хотелось не идти с хмурым властным мужчиной, а обсуждать дальше лай собак и важность мам. Но он больше не ребенок, а принцы забудут о странном парне на следующий день.

- Не стой столбом, - почти дружелюбно шепнул старший принц, проходя мимо. - Эй, радость, что хотите на ужин? У нас есть мясо, мясо или мясо.

- Мясо! - Миклош схватил брата за руку и засмеялся.

А когда Ноа уже вышел из шатра, ему показалось, что он услышал, как младший принц звонко попросил не обижать последнего рыцаря из Ландиса.

Наверное, просто показалось.