Снисхождение

Встреча с АльСидом почти отбила Габранту желание возвращаться на «Бахамут». Желание, но не потребность.

Судья Магистр честно вытерпел лишнюю неделю, каждую ночь терзаясь кошмарами. Ему снилось, как АльСид, разбив кристалл, забирает Неумирающего с собой, как внезапно рушатся стены, ломаются перекрытия, навсегда погребая под собой его личное божество. Иногда просто снился разлагающийся в золотых блестках Миста труп, который пожирали расплодившиеся монстры.

За прошедшие дни Габрант практически потерял сон, издергался до изнеможения... Его алтарь манил к себе, божество требовало жертвы, и это замечали окружающие. Было все труднее не срываться на подчиненных, отвечать Императору не только: "Да, мой лорд". Габранту казалось, что он сходит с ума.

И когда Ларса спросил, не нужен ли его Судье Магистру отдых, искушение оказалось просто невыносимо. В Далмаску, в Рабанастру. С трудом пересидеть званый ужин, проигнорировать местную знать, холодный взгляд королевы и не слишком умелые попытки Баша вести беседу. Только для того, чтобы вечером почти бежать по «Бахамуту», не обращая внимания ни на что, даже не глядя под ноги. Все равно дорога выучена наизусть. И замереть всего в шаге, задыхаясь от бега, от волнения. Не смея прикоснуться, отвести глаза или поверить, что все осталось, как и прежде, неизменным.

Можно было кончиками пальцев провести по прозрачной корке кристалла, что укрывала Неумирающего от мира, почувствовать гладкую холодную поверхность... Можно и нельзя.

Габрант беспомощно закрыл глаза. Вэйн, Вэйн, Вэйн. Имя билось, как сердце в груди, как молитва. Его хотелось шептать, кричать, выдыхать, чувствуя чужие сильные руки. И ничего больше.

О, он готов отдать за это все. Все и еще сверху. Залить кровью весь Ивалис? Своей и чужой, с радостью, если бы все было так просто. Но его божество молчит. Мертвое или спящее, одинаково безразличное ко всему.

- Ноа? Что здесь происходит?

Глаза Габранта распахнулись. Его вырвали из болезненных, одурманивающих грез слишком резко, слишком жестоко. И снова так бесцеремонно. Пусть голос не принадлежал АльСиду Маргрейсу - тот вернулся в свою империю плести интриги дальше. Габрант не думал об этом, ни о чем не думал, когда сомнамбулой развернулся, когда взмахнул кинжалом, когда горячая кровь брызнула на него, на кристалл за спиной, на пол. И Баш фон Ронсенберг, чьи глаза раскрылись в немом удивлении, на секунду замер и рухнул на пол.

Возможно, в других обстоятельствах, Ноа ужаснулся бы. Выронил нож, упал на колени рядом с умирающим братом. Но не сейчас. В груди клокотал гнев, нелепый, но от этого не менее горький. Хотелось разрубить брата на куски, в кровавый фарш, просто за то, что ему, Башу, нашлось место в новом мире. За то, что смерть Вэйна не обожгла слепящей болью. За смех, живой и настоящий, когда рядом лукаво улыбался воздушный пират. За то, что не дал умереть под ногами хозяина. Начать жертвоприношение всего мира именно с него.

Нож все же звякнул об пол, выпав из пальцев, но только потому, что Судью Магистра Габранта била крупная дрожь. Так, что скрежетал доспех, и в киселе Миста эхо, словно издеваясь, подменяло железо стеклом, наполняя звоном ближайшие коридоры.

Запах пролитой крови ударил в голову сильнее хмельной настойки бангаа, и Ноа пошатнулся, пытаясь не глядя найти рукой опору, и почувствовал, как пальцы тонут в чем-то вязком. Горло сдавило поистине животным страхом. Казалось, даже время так же неохотно течет сквозь пальцы, мешая дышать. Но он все же нашел в себе силы обернуться. Отвоевывая у страха каждый сантиметр, каждый вдох.

Капли крови - и откуда столько? - стекали по поверхности кристалла, и, казалось, Вэйн Солидор плачет кровавыми слезами. Но тек и сам кристалл, теряя форму и в то же время оставаясь прозрачным. Еще можно было разглядеть каждую темную прядь, вот только теперь все словно плыло. Свет ли так предательски преломлялся, или кристалл теперь превратился густую жидкость, не разобрать. А Габранту на секунду привиделось, как поднимается и опускается грудь Неумирающего, как дрогнули, пытаясь улыбнуться, красивые губы и, словно ниоткуда, из глаз Ноа потекли слезы, еще больше мешая смотреть.

Габрант раздраженно провел по лицу рукой, размазав чужую кровь и собственные слезы. Закрыл глаза - всего на мгновение, а когда открыл - в который раз за день потерял способность даже дышать.

Едва заметно улыбаясь, глаза в глаза, на него смотрел Вэйн Солидор, и мир замер, грозясь разлететься на множество осколков.

Ты же хотел безумия, Габрант?

Вот оно босыми ногами становится на пол, откидывает с лица мокрые волосы, смотрит вокруг, словно в первый раз. Ноа чувствовал этот взгляд, мучительно знакомый, и невольно отшатнулся, боясь, что стоит коснуться, и видение растает. Все станет как прежде. Но почти споткнулся о лежащего на полу, задыхающегося брата и замер, услышав тихий голос.

- Ты звал меня, Ноа? - те же интонации, тот же тембр, даже насмешка с укором та же. Вэйн. Он говорит тихо, почти шепчет: - Тревожил мой сон.

Мир все же распадается на фрагменты, Габрант просто не в силах воспринимать его единым целым. Он словно онемел, только хватает воздух, как рыба, выброшенная на берег. Не отрываясь, следит за рукой, что тянется к нему, желая прикосновения и страшась его. И все труднее держаться даже за эти осколки.

В глазах потемнело. Последнее, что Ноа видел, проваливаясь в беспамятство - темные, чуть прищуренные глаза.

* * *

- Ноа? Ноа!

Кто-то осторожно теребил его за плечо, не давая спать. Габрант поморщился от звуков чужого голоса и пробирающегося под веки света. Он совершенно не хотел... просыпаться. Судья Магистр мотнул головой, не открывая глаз. Еще один сон, значит. Кошмар, пусть самым страшным в нем было пробуждение. Его мутило, но на этот раз Баш, похоже, не собирался проявлять свою пресловутую тактичность.

- Просыпайся. Сам же терпеть не можешь, когда тебя ждут, Ноа!

Никто меня не ждет, огрызнулся бы Габрант, если бы противный вкус во рту не отбивал желания говорить. Никто, кто был достаточно важен.

Вместо слов Судья Магистр только зажмурился и попытался повернуться на бок. Тело ныло, как и голова. Неужели он успел так напиться, уже привычно не замечая вкуса и градуса, что даже не помнил, когда и как уснул? От этой мысли стало еще мерзостнее.

А Баш, видимо сдавшись, а, может, почувствовав настроение брата, отошел к двери. Ноа четко слышал шаги, характерный скрип кожи и тихий скрежет - доспехи офицеров Далмаски не гремели, как судейские, но и беззвучно-невесомыми не являлись. Именно поэтому почувствовать, как чьи-то пальцы стирают со лба испарину, было вдвойне удивительно. Что никак не оправдывало подобной фамильярности. Габрант рыкнул все так же нечленораздельно, пытаясь, не глядя, отмахнуться.

- Как невежливо, Ноа, - промурлыкал сон совсем рядом с ухом, и кожу защекотали упавшие на нее волосы. - Я ведь могу принять это близко к сердцу.

Габранта буквально подбросило на постели, глаза невольно широко раскрылись, и он уставился на того, кто наклонился к кровати.

В совершенно простых, ни чем не примечательных рубашке и брюках он все равно казался сиятельным Императором. Или божеством.

- Лорд... Вэйн?

- Как ни странно. Впрочем, если ты и дальше думаешь изображать спящую красавицу, - он говорил, улыбаясь, негромко и, сев на постель, закинул ногу на ногу, убрал с лица волосы, - я вполне могу уйти...

- Нет, нет, нет... - с бешеным шепотом Ноа вцеплялся в Вэйна все сильнее и смелее, пока не сжал его в объятьях, всем телом стараясь убедиться - живой, во плоти.

А Солидор улыбался чему-то своему, перебирая в пальцах короткие светлые волосы.

- Ты же звал меня, мой Ноа...

Он тоже говорил тихо, никуда особенно не глядя, и Башу стало вдруг невыносимо неловко. Буркнув что-то себе под нос, Ронсенберг буквально выскочил за дверь. И только отойдя на вполне приличное расстояние, остановился и обернулся.

Если позволить себе задуматься, то приходилось признать - у Солидора, смотрящего на спящего Ноа, взгляд временами становился откровенно голодным. Но и его брат, не имело смысла отрицать, с нездоровой радостью отдал бы всего себя, даже захоти Вэйн его банально съесть. Скорее всего, и мяса собственного надрал бы своими руками.

Странные мысли. Баш фон Ронсенберг провел рукой по шраму на горле, свежему и старому одновременно. По большому счету - просто еще одному шраму, который можно спрятать, отрастив бороду, или не прятать вовсе.

Но ему хотелось думать, что все неслучайно, не просто так. И что его брат сможет теперь спать не только спокойно, но и счастливо.

Конец.