Он перебирает бусы…

Он перебирает бусы.

Тонкую нитку, которую когда-то давно подарила розаррийская цыганка с обязательным сопровождением: "…а ждет тебя, яхонтовый, дальняя дорога и интерес в казенном доме". Уж чем он ей приглянулся - непонятно, но кроме мутного, будто кислое вино из Бальфонхейма, пророчества, она одарила его незамысловатым украшением. Тогда он просто махнул рукой и сунул его в карман, где и без того скапливались всякие бессмысленные мелочи. И почти сразу же появился шанс убедиться в действенности цыганского оберега.

В тот вечер у них был запланирован визит в королевскую сокровищницу Розаррии в сопровождении одного скользкого типа - и надо же было случиться такому, что проклятая нитка, торчавшая из кармана, зацепилась за фигурный постамент у входа в нужный коридор. Он выругался, кивнул напарнику - иди, мол, я догоню - и рванулся, даже не пытаясь отцепиться. По мраморным полам весело запрыгали стекляшки, он поспешил вниз - и остановился над телом скользкого типа. А ведь если бы его не задержали бусы, он мог бы попасться в ту же самую ловушку.

Из авантюры он вернулся с пустыми руками, если не считать побрякивающего мешочка, в который тщательно собрал все бусины до единой - и тут же нанизал их на новую, прочную нитку.

Разноцветные стеклышки щелкают, как четки, а истории сыплются одна за одной. Единственный слушатель очень скоро убеждается, что легендарная удача собеседника - ничто иное, как заслуга вот этих вот побрякушек, которые перебирают тонкие смуглые пальцы. Таких бус на каждом рынке в Рабанастре продадут по пять ниток за десять гилей, но он продолжает любовно их теребить, и рассказывает, рассказывает...

Как однажды ему удалось посадить корабль в области, богатой природным магицитом - они чудом тогда не разбились.

Как он вызвал гнев предыдущего короля пиратов, и его бросили гнить в одинокой башне, стоящей на побережье, и как он выбрался оттуда, по дороге умудрившись отомстить обидчику.

Как он спасался от целого имперского флота.

Как во время очередной рискованной экспедиции они с Фран провалились в подземный город, населенный злобными карликами.

Как его чуть было не принесли в жертву недружелюбно настроенные мандрагоры.

И в каждом рассказе фигурируют бусы.

- И вот теперь, - говорит он торжественно, протягивая нитку собеседнику, - я хочу, чтобы они были у тебя.

- Почему?

- Ну, - фирменная кривая улыбка выходит слегка неуверенной, как будто он отвык, - они столько раз спасали мне жизнь... Имею я право быть сентиментальным?

Второй мужчина долго - слишком долго, чтобы это можно было считать паузой в рамках приличий - молчит, потом медленно забирает переливающуюся на свету нитку. Его ладонь задерживается в чужой ладони на одно только мгновение, но это мгновение говорит громче любых слов. Да и не получается как-то все то же самое высказать словами.

- Ну вот и славно, - заключает пират и легко поднимается, одновременно сладко потягиваясь. - Пойду проверю мою детку, да и до Рабанастра, «Багамута» и флотов двух империй всего ничего.

Когда Бальфир устраивается в пилотском кресле, Фран недовольно дергает ухом.

- Ну и зачем ты все это ему наплел?

- Подслушивать нехорошо, моя милая, - он шутливо грозит ей пальцем.

Виера только фыркает.

- Здесь слишком тонкие переборки. К твоему сведению, мне приходится слышать все, что происходит в каждой каюте. Так зачем ты купил на базаре эту дешевую побрякушку и сейчас всучил ему?

- Любое прощание, - говорит он поучительным тоном, поправляя воображаемые очки, - должно быть эстетичным, с легким налетом грусти и мистики, но эстетичным - в первую очередь. Некрасивое прощание вызывает желание раскаиваться, страдать и маяться. А в идеале из чужой жизни надо исчезать, как сон златой. Вот я и подготавливаю, так сказать, почву для исчезновения.

- Люди, - качает головой виера, - я вас никогда не пойму.

Она не станет рассказывать напарнику, что слышала, как Баш, поколебавшись, спрятал "волшебные" бусы в шкаф - как будто надеясь, что удача, распространяющаяся теперь на корабль, перейдет и на его владельца. И не станет обращать внимание на то, как Бальфир крутит в пальцах одну-единственную бусину - золотую, как солнце, как раскаленный жар металла, как обшивка крыльев «Штраля», как волосы любовника пирата.

Фран отчасти рада, что она не понимает людей.

Конец.