Картина ясна...

Ты чувствуешь озон - это коронный разряд,
Храни этот запах.
Пусть он поднимет тебя, когда в больничных дверях
Замрут твои эскулапы.
И скажет твой врач, снимая очки: "Картина ясна.
Диагноз - весна, диагноз - весна, диагноз - весна!"
Олег Медведев "Марш Континентальных Электриков"

На золотистом виске дрожит капелька пота.

В ушах, оглушая, стучит кровь, дыхание постоянно сбивается, как при лихорадке, глаза не желают видеть ничего - только чужое смуглое тело. Как образ.

"Это такая болезнь", - мелькает осколочная мысль и разлетается на еще более мелкие кусочки, словно боится продолжения. Кажется, если сейчас перестать судорожно вцепляться в плечи партнера, то можно по-настоящему испугаться.

Ффамран искренне верит, что ничего не боится, но совершенно не желает лишний раз испытывать судьбу. Полный страсти поцелуй рассыпается на поцелуи-бабочки, и они слетают с его губ, чтобы приземлиться на щеках, на висках, на веках его принца.

Ему нравится называть Вейна Солидора "своим принцем". Пусть он и сам еще не может разобраться, кто же кому принадлежит на самом деле. Пусть. Чувство собственности, даже иллюзорное - приятная приправа к их встречам.

Тела движутся в такт, резонансом бьются сердца, все быстрее и быстрее, еще немного и вырвутся из грудных клеток…

Одна его нога постоянно соскальзывает с покрывала, никак не находя опоры. Ффамран на мгновение раздражается, шипит что-то невнятно-недовольное, а Вейн, гортанно хохотнув, закидывает непослушную конечность себе на плечо - еще и щекой трется о лодыжку. Кривит губы в странной, насмешливой и полной нежности, гримасе, и Ффамран словно растворяется в ней, теряет себя окончательно, откидывается назад, отдавая себя во власть чужой воли, балансируя в чужих объятиях, раскачиваясь у самой грани, за которой - яркая радуга красок.

Мир так мал, что не вмещает никого, кроме них двоих.

Несколько коротких, рваных вдохов, и силы словно заканчиваются внезапно - они падают вдвоем на смятую постель, и темные волосы, обычно - изящным потоком струящиеся по плечам принца, липнут ко лбу и лезут в рот при поцелуе. И это кажется - невероятно прекрасным.

- Ве-е-ейн, - хрипло ноет парень, его мольбы не остаются без внимания - гибкая тень скользит вдоль тела и обнимает плоть жарким ртом. На его движения невозможно смотреть и невозможно не смотреть - Ффамран идет на компромисс с самим собой, подглядывает сквозь полуприкрытые веки, зажимает рот ладонью, чтоб не стонать слишком громко, а кажется - по ночному дворцу гулким эхом разносятся даже эти его приглушенные всхлипы.

Дорога заканчивается в один миг, и он слетает с обрыва в пропасть, что-то шепча, но теряя слова от восторга и благодарности…

Постепенно возвращаются все остальные звуки, цвета и ощущения прохладного летнего ветерка на разгоряченной коже. Вейн блаженно вытягивается на кровати рядом с любовником, бесстыдница-луна посматривает за ними в окно и расцвечивает обнаженные тела в серебристые оттенки.

- Интересно, почему ты признаешься мне в любви исключительно в постели? - он смеется, а Ффамран эхом подхватывает этот смех, хотя в первые мгновения кровь приливает к его лицу, и он благодарит луну за то, что она скрывает проклятый, вспыхнувший от вопроса, румянец на щеках.

- А разве это - не лучшее из возможных мест для признаний? Мой отец всегда учил меня - все должно быть сообразно целям и средствам.

- Сидольфус Бананса - крайне разумный человек. Не могу не ценить его мнения, - соглашается принц. Они обнимаются, губы встречаются в ленивом, полном расслабленности поцелуе. Сон подступает к ним совсем близко, видно, желая стать третьим партнером в их сладкой игре.

- Даже теперь? - все же произносит с сомнением Ффамран, вспоминая странно-отрешенное лицо отца, когда он начинает вести беседу со своим невидимым собеседником. Все это ужасно раздражает и немного пугает - как будто что-то приближается к их судьбе, а он не замечает чего-то… очень важного.

- Теперь - особенно, - он целует парня в нахмуренный лоб, словно желая разгладить морщинки и отогнать дурные мысли. - Ну же, Ффамран, ты - подозрителен, как ребенок, который боится, что у него отнимут только что выданную конфету.

- Да, ты прав.

Иллюзия уверенности и защищенности нарушена.

Ффамран действительно боится: эта сладость ему слишком уж нравится, чтоб ее потерять. Но Вейн обзавелся слишком большим количеством тайн от него. Солидорских тайн. Императорских тайн - что с того, что старик Грамис еще жив? Простым смертным их все равно знать не положено.

Осознание этого неприятно покалывает где-то в левом подреберье. Раньше было проще. А что будет потом?

Ффамран ленивой, избалованной кошкой потягивается, выбирается из кольца чужих рук. Начинает приводить себя в порядок и одеваться.

"Мне бы хотелось, хоть раз проснуться утром рядом с тобой", - думает, наблюдая за ним, Вейн, но своих желаний не озвучивает. И "самый близкий друг третьего принца дома Солидор" покидает его покои, оставив на прощанье легкий поцелуй и осколок нежной ласки:

- Приятного сна без лишних сновидений, - желает с привычной усмешкой и притворяет за собой дверь.

"Буду нужен - вернется", - думает Вейн и закрывает глаза, успокоенный этой мыслью.

"Буду нужен - позовет", - думает Ффамран и передергивает плечами, словно сбрасывая дурное наваждение, как плащ.

Они оба боятся показаться слабыми - молодости это свойственно. Даже если болеют оба одной и той же хворью - гордецы не попросят о лекарстве.

А болезнь лечится так просто. И называется просто.

Любовь.