Верность

Пальцы Ашелии до боли сжали плечи Раслера, когда она, опрокинув мужа на постель, оседлала его, коротко засмеялась и застонала. От ее стонов голова кружилась не меньше, чем от жадных поцелуев второпях.
Месяц еще не минул, как они поженились.
Вот только что Ашелия вытирала злые слезы, негодуя, что не может добраться до тех, кто замыслил покушение на жизнь отца. А сейчас запрокидывает голову, отдаваясь ритму и двигаясь вверх-вниз так же яростно, как бросалась бы в битву.

И позже она устроилась на плече Раслера сонная, тихая-тихая.
Когда Раслер поцеловал жену в ушко, взгляд у Ашелии по-прежнему был шальной. И меньше всего принц ожидал услышать то, что услышал.

- Он врет как дышит, - произнесла Ашелия бархатным от оргазма голосом. – Мы прижали бы Солидоров, если бы их пес признался, чья рука его направляла. Какое счастье, что вы с Ронсенбергом успели схватить подонка. Отец жив, осталось только выбить признание ублюдка из Аркадии.

Раслер помолчал, прежде чем ответить.
Ашелия не могла не знать, что положение Далмаски осложняется с каждым днем. Размышляя об этом, Раслер восхищался своим тестем. Старик долгие годы лавировал между интересами агрессивно настроенных соседей, чтобы сохранить независимость своей страны. Но трудно полагаться на дипломатию, когда на западных границах проводят учения элитные военные отряды розаррийского султаната, а на восточных – империи Солидоров. Похоже, два непримиримых врага решили сойтись лицом к лицу, по ходу сметя с карты маленькое пустынное королевство.
И когда король Раминас выехал с небольшой свитой на тайные переговоры с посланцами Аркадии, случилось то, чего втайне боялся Раслер, - империя показала свое коварство во всей красе. Один из Судей-магистров, Ноа Габрант, переодетый в доспехи солдата Далмаски, пытался убить Раминаса.
Престарелого короля спасло чудо и вовремя подоспевшие гвардейцы во главе с капитаном Башем фон Ронсенбергом. Уже объяснилось то, почему несостояшийся убийца Габрант и верный рыцарь короны фон Ронсенберг были похожи как две капли воды. «Мы братья-близнецы», коротко отчитался Баш.
Вэйн Солидор официально выразил сожаление по поводу случившегося, а также проявил готовность провести расследование и сурово наказать негодяя. Но хитрый Раминас, как всегда, деликатно напомнив, что возникшие проблемы – внутреннее дело Далмаски, быстро вернулся в столицу. Так и не отдав Солидору, отрекшемуся от замыслов и деяний своего Судьи-магистра, Ноа Габранта.

- Я не хочу, чтобы он признавался, - сказал наконец Раслер. - Назови он имя Вэйна Солидора, и Далмаске придется официально порвать отношения с Империей. Дальше – война и нежные объятия султана Розарии.
- Чем тебе не нравятся объятия султана Розарии? – фыркнула Ашелия.
- К его приезду тебе придется надеть паранджу, моя милая, а в ней особо не повоюешь, - напомнил муж.

* * *

«Я пытался сделать это, потому что ненавижу тебя».
Баш болезненно морщился, вспоминая слова брата.
Раз за разом на допросе Габрант твердил одно и то же. Да, воспользовался чужой одеждой. Да, покушался. Нет, исключительно потому, что ненавидит своего брата-близнеца Баша фон Ронсенберга, и желает ему не только смерти, но и позора.
У Баша болела голова. От темной ненависти, исходящей от Ноа, ломило кости. Неужели когда-то они вдвоем забирались в чужие сады и удирали от натасканных собак, дрались по каждому пустяку и, заблудившись в лесу, спали в обнимку. «Ненавижу», - раз за разом повторял Габрант. «Твой позор и твоя смерть – все, чего я хочу», - говорил он снова и снова.

Баш вставал, выходил из комнаты, оставляя ублюдка из Аркадии наедине с охраной. Попросил как-то Восслера вести допрос. Тот отказался.
- Ты не понимаешь? – процедил сквозь зубы. – Далмаска дает тебе шанс выслужиться. Доказать верность королю.
Как доказать, Баш не очень-то понимал. Заставить признаться в заговоре с Солидорами? Пытать?

Не прошло и трех дней, как из Аркадии прислали новые бумаги. Канцелярия Империи уведомила, что преступник Ноа Габрант решением Совета Судей-магистров лишен звания, наград, должностей, и поступать с ним следует в соответствии с законами потерпевшей стороны. Теперь Габрант был никто. Не лучше любого бродяжки, пойманного на воровстве, даже хуже, намного хуже. И полностью во власти правосудия Далмаски.

Было уже поздно, когда Баш снова спустился в камеры для особо опасных заключенных. Не стал приказывать привести преступника в комнату для допросов, а сам подошел к клетке.
Ноа не спал. Увидев брата, он прижался к решетке, вцепился в нее обеими руками словно в надежде, что та легко треснет. Баш ничуть не радовался воспаленным белкам серых глаз, неровной щетине.

- Тебя предал не только Солидор. Твои друзья Судьи-магистры тоже отреклись от тебя, - Баш развернул бумагу и держал достаточно долго, чтобы Ноа мог не только прочесть, но и перечитать, если пожелает. В отличие от принцессы Ашелии Ронсенберг не был настолько наивен, чтобы считать – в отместку Габрант нарушит свою клятву верности. Кому бы он ее ни давал - Империи или Солидору.

Ноа прочитал, щурясь от неровного света факела. Потом еще раз. Опустил голову, держась за решетку, как будто боясь не устоять. Сейчас он не может справиться с лицом, понимал Баш. И терпеливо ждал, потому что это было не все, что он должен сказать преступнику Габранту.

- Король Раминас собирался подписать приказ о казни через повешенье, но Розария просит выдать тебя ей, - нанес капитан Ронсенберг последний удар.

- Лучше виселица, - быстро проговорил Габрант, подняв голову.
Для Ронсенберга это было сродни признанию в том, что Ноа все-таки связан с Вэйном Солидором. Что он действовал по личному приказу вероломного принца. Признанием в том, кому Ноа хранит верность. Лучше виселица, чем заживо гнить в казематах султана, пока Маргрейсы торгуют твоей судьбой, шантажируя Вэйна.

Капитан покачал головой.
- Линкор из Розарии прибудет за тобой завтра утром.
- Сволочь! – Ноа ударил по металлу, в голосе слышались слезы. – Если ты мой брат, ты не… - он замолчал, а потом яростно продолжил, - ты дашь мне умереть. Ты должен. Ты должен мне, Баш. Я не знаю покоя с тех пор, как ты бросил нас. Я разучился верить. Дай мне умереть. Это лучшее, что ты можешь сделать.

«Я знаю», чуть не кивнул Баш.
Он сам бы не смог жить – лишенный чести и гордости. Без веры, но все еще верный – такому лучше умереть.

- Вот этого ты хотел для меня - позора и смерти? – тихо проговорил Баш.

Он снял с пояса небольшой мешочек, похожий на кисет для табака.
- Я знаю. Я знаю тебя, Ноа. И никогда не переставал думать о тебе, - тугая завязка плохо поддавалась. - Здесь ягоды кушнаира – «сладкой смерти». Шести достаточно, чтобы убить крепкого мужчину. Недолгий жар и крепкий сон. Навсегда. Я побуду с тобой, если хочешь.

Ноа молчал. Упрямый, зараза. Не хочет, чтобы жалели.
Он послушно открыл рот голодным птенцом. Баш клал ягоды ему на язык, как в детстве, когда Ноа навернулся с крыши сарая и сломал обе руки.
- А помнишь… - сказал бывший Судья-магистр после четвертой ягоды. Капитан королевской гвардии снова кивнул.

Съев последнюю, Габрант облизнул сладкие от сока губы. Хотел отступить назад, уйти в темноту, чтобы спокойно подохнуть там, как и полагается преданному псу. Но Баш не отпустил его, крепко схватив за запястье.
- Я обманул, я никуда не уйду. Ты тоже должен мне, Ноа.

…Факел догорал, и от чада слезились глаза. Баш гладил теплую руку брата.
Голова больше не болела. Не было ненависти, только ничем незапятнанная верность.

* * *

Тяжелый сон не хотел отпускать, затягивал в беспросветную пучину. Хватая воздух ртом, Баш вынырнул, но вздохнуть полной грудью не мог. Кто-то сжимал его горло. Не во сне – в реальности, здесь, в его спальне. Не понимая, что происходит, Баш задыхался, щурился от солнца, заливавшего спальню, но пошевелиться не мог.

- Я с трудом удержался от соблазна, чтобы не задушить вас, капитан Ронсенберг, так вы напомнили мне Габранта. Где он, капитан?

Руки в белых перчатках. Одна - на горле, другая крепко держит за подбородок, не давая отвернуться.

- Опоздали, - хрипит Баш. – Его нет. Он….

Солидор здесь без приглашения: и в спальне капитана королевской гвардии, и вообще в Далмаске. Кто-то из охраны дворца поплатится за предательство, дайте только Ронсенбергу подняться на ноги. Король Раминас лишь вчера тайно отбыл на встречу с делегацией из Розарии, прихватив на этот раз и Раслера.
Ронсенберг предпочел бы сопровождать царственных особ, но король поручил ему защиту принцессы Ашелии.
Быстро слетаются стервятники.
Сейчас Баш увидит, как изменится брезгливое выражение лица Вэйна Солидора на…. Оторопь? Гнев?
Почти месть, пусть и с привкусом желчи во рту.

- Он умер. Опоздали, консул. Его тело выбросили в пустыню как падаль.

Вэйн не разгневался. Он засмеялся. Коротко, горько. Расслабил пальцы на чужом горле, встал. Баш по-прежнему не мог пошевелиться – похоже, заклятье оцепенения.

- Год неудачный, - самому себе сказал Солидор, глядя в окно. – Плохой год.

Даже если Солидор пошел на риск ради Ноа, Баш не скажет ему правду. Правду о «сладкой смерти». Она не убивает, только вызывает сон, похожий на смерть.
Ноа, конечно, разозлился, когда очнулся в пустыне один и понял, что его обманули. Но Баш подложил под голову спящему котомку с большой флягой воды, картой и компасом. Ноа не пропадет.

- Не беспокойтесь, капитан, - Вэйн снова повернулся к неподвижному Башу, - я здесь лишь для того, чтобы принести соболезнования принцессе. Корабль короля Раминаса по неизвестной причине взорвался в небе неподалеку от Далмаски… Большое несчастье, верно? – консул поправил и без того безупречные перчатки. - Не удивлюсь, если в течение часа Ашелия наложит на себя руки. Лишиться сразу и мужа, и отца – тяжкое испытание.

Баш сейчас бы рванулся, закричал в ярости, но в глазах темнеет, как будто пальцы в белых перчатках снова сдавили горло, только еще сильнее, чем прежде.

- Капитан Азелас, - так же ровно обращается Солидор к тому, кто вошел в комнату, - позаботьтесь о капитане Ронсенберге. Думаю, что клетка, где содержался Габрант, не должна пустовать зря.

* * *

Небо Ивалиса всегда безмятежно. Лучший друг откроет ворота твоим врагам, не отведет взгляда даже после плевка в лицо. Славный рыцарь, слишком долго пробыв узником, забудет, как держать меч. Гордый Судья-магистр, враг беззакония, научится грабить и разучится морщиться при жадном дележе добычи. А небо Ивалиса останется неизменным – глубоким, синим, сияющим.
Ноа так и не научился любить его, только смирился с тем, что теперь это его новый дом.
На остальное смирения не хватило.

Команда считала его, капитана Тнарбага, угрюмым, потому что он не умел веселиться вместе со всеми. И жестоким, потому что он ввел запрет на спиртное во время полета (а вовсе не потому, что он выбросил за борт троих нарушителей).
«Отравленный Несс» оставлял след в небе слишком близко к границам Аркадии для пиратского корабля.
- Подставляем свою задницу, - негодовал одноглазый штурман, но капитан упрямо прокладывал один и тот же маршрут. Вдоль западной границы Империи до ее новой территории - бывшей Рабанастры, и обратно. Хороший маршрут, близкий к торговым путям, но и опасный тоже.

Поэтому никто не удивился, когда на горизонте показался имперский корвет. Ноа не нужно было долго вглядываться в подзорную трубу, чтобы узнать очертания «Ифрита». Всего год назад на его капитанском мостике стоял Судья-магистр Габрант.
Сейчас самый спесивый пират не счел бы зазорным прибавить ходу, чтобы скрыться из виду. Но капитан Тнарбаг приказал придерживаться заданного курса.
- Команда взвоет, кэп, - запротестовал было старпом, но сразу же прикусил язык, услышав в ответ:
- На то и расчет.

Он вышел на мостик со шлемом пилота в руках. И возмущенные разговоры притихли, никто раньше не видел, чтобы капитан улыбался. Да еще так - недобро, отстраненно.
- Через полчаса «Несс» будет в пределах досягаемости пушек имперцев. И это хорошо. «Ифрит» везет деньги для армии в Далмаске. Я намерен забрать их. И корабль тоже. Потому что «Нессу» конец… Среди вас, воровская свора, кто-нибудь хочет жить? Не просто выжить, а полгода не просыхать в самых дорогих кабаках Бальфонхейма? Если есть такие, то я вам даю три минуты, чтобы занять абордажные глайдеры. Сами знаете, на всех их не хватит.

Капитан Тнарбаг ничуть не сомневался в успехе задуманной авантюры, он знал слабые места имперского корвета.

* * *

- Позвольте доложить обстановку, лорд консул. Корабль, который нас атакует, это «Отравленный Несс». Его описание есть в каталоге пиратских судов. Шестнадцать нападений на торговые караваны за последние полгода.
- Я читал жалобы на капитана Тнарбага. Но на вашем месте я бы оскорбился, лейтенант, военный корабль империи приняли за жирного купца.
- Они слепые или сумасшедшие, эти пираты, лорд консул. Им не пробить обшивку «Ифрита». Желаете выйти на командный пункт посмотреть, как мы уничтожим… Что за черт?
Отчетливый звук взрыва, потом еще одного, и еще, заставил дребезжать лампу на письменном столе.
- Что-то мешает мне разделить вашу уверенность, лейтенант. Похоже, они применяют бомбы и уже разнесли командный пункт вдребезги. Но у вас есть еще одна проблема, которую придется решать в первую очередь, - капитан Тнарбаг мне нужен живым.
- И значит…
- И значит, мы должны сдаться, - улыбка Солидора острая и злая. – Иногда ради победы отступают.
Военный в растерянности не нашел, что возразить, а если бы и нашел – приказ консула есть приказ.
- Займитесь формальностями, - кивнул консул. – А мне придется уничтожить кое-какие бумаги.

Быстрым шагом по знакомым коридорам. Ноа не считал потери и не вел переговоров. Подтолкнул к бледному от злости лейтенанту Малыша Вилларда в два метра ростом, - старпому-то, кажется, не повезло при взрыве. А сам прочь от развороченного капитанского мостика, по хрустящим осколкам стекла. Ему нужно убедиться, что лорд консул здесь.

Он повернул ручку, толкнул дверь плечом, она поддалась.
Увидеть Вэйна все равно как в сон окунуться. Но ни в каком из видений Солидор не был таким. Ему ведь всего двадцать шесть, запоздало вспомнил Габрант.
Сидит на столе, задумчиво рвет бумагу в клочья и подбрасывает в маленький костер на медной тарелке. Пепел мажет пальцы, дым заставляет наморщить нос. И когда пират неуверенно делает шаг от порога, принц не прерывает своего занятия. Вид у него задумчивый и какой-то сонный. Словно только что встал с постели и еще не решил чем занять долгий ленивый день. Бледный, холеный, с растрепанными волосами.
У Ноа внутри что-то дрожит и обрывается.
Он берет Вэйна за плечи, заставляя обратить на себя внимание, и целует. Надорванный лист выпадает из пальцев. Лорд консул обнимает пирата, гладит по волосам, липким от пота. Ноа не в состоянии прервать поцелуя, не в силах оторваться от мягких губ, и ему не терпится. Он срывает пуговицы с рубашки Вэйна вместо того, чтобы расстегнуть их. Сминает белое полотно, отбрасывая не глядя в сторону. Гладит Вэйна по спине, теплого, настоящего, - не сон, не морок. Можно даже сжать пальцы, оставляя следы на коже – нет, не исчезает, только тихо стонет в ответ, покусывает шею. Не спорит, не сопротивляется. Можно делать все что угодно.
Ноа почти силой ведет Солидора на кровать. Торопливо, уже без нежностей, стаскивает с него брюки. Вэйн склонил голову набок, темные глаза блестят. Габранту кажется, что это его Вэйн подбросил в огонь, и сейчас любуется тем, как быстро он сгорает. Ждет, словно проверяет – осмелится ли? Ноа не в силах остановиться. Он умрет, если остановится.
Расстегнуть ремни с ножнами. Грохот двух упавших на пол мечей. Вэйн не вздрогнул, все еще ждет. Крем кажется холодным. Вэйну будет холодно. И… и больно. Вэйн все еще терпит, ждет. Как будто привык к жестким пальцам Габранта, как будто у них всегда так, ничего особенного.
Его спокойствие, молчание заводит Ноа еще больше. Он встает на колени на кровати, приподнимает бедра Солидора. Сосредоточившись на своих ощущениях, вталкивается в тело. Вэйн выгибается навстречу, сминает простыни. Габрант вспоминает себя – в такую минуту ему всегда было страшно. Вэйн заполнял его собой, Ноа не мог дышать. Вэйн успокаивал его, шептал нежное. А сейчас Ноа не может произнести ни слова, боится. Вэйн не поверит его нежностям, а Габрант просто не сумеет произнести их так, как следовало бы.
Слишком жадный, он двигается неглубоко, но в ровном скором темпе, как пил бы в воду в жаркий день – торопливыми глотками, не насыщаясь. Ему нужно много, чтобы насытиться. Он слишком долго жил без Вэйна. Без его губ, без его запаха, без его рук.
Габрант не думал об удовольствии. Пока еще не мог.
Вэйн отдавался, Ноа брал.
Вэйн терпел, а когда не мог, - кричал, и Ноа накрывал его рот ладонью, чтобы отрывистый крик не выдал их. Вэйн кусал пальцы. Но Габрант напрасно мучил его и – никак не мог кончить. Он чувствовал, что не может. Слишком долго ждал, и теперь жажда была больше, чем он мог бы получить.
Ноа со стоном вышел, виноватыми поцелуями пробежался по груди Вэйна, спустился ниже и губами обнял его член. Пусть будет так, раз уж сам Ноа не может. Вэйн прикрыл глаза, расслабился, погладил его затылок, – и касание отозвалось дрожью во всем теле.
Ноа хотелось плакать от несбыточного. Вэйн продолжал гладить его шею, пока больно не вцепившись в короткие волосы на затылке, не излился в рот. Ноа покорно все проглотил. Лег рядом и обессилено уткнулся в подушку. Ему хотелось взвыть. Он мог убить или умереть ради Вэйна, но не мог сделать его счастливым.

Вэйн обнял его, прижался лбом к плечу.
- Никудышный из вас пират, мой дорогой Судья-магистр. Одержали победу, а воспользоваться ее плодами не сумели. Придется уделить вам свое драгоценное время, - шепот ласкал, - хотя бы для того, чтобы продумать ваш новый имидж. Татуировка мне нравится, а серьга в ухе вызывает противоречивые чувства.

Габрант не очень хорошо помнил, при каких обстоятельствах сделал татуировку, кто и когда проколол ему ухо – первые два месяца в Бальфонхейме оставили после себя горький хмельной вкус. Он не знал, что делать со свободой, о которой он не просил. И лишь одно он услышал из сказанного Вэйном.
- Сколько? Сколько… времени для меня, милорд?
День или даже два – почти верх счастья. Неужели Вэйн будет так щедр?
- Поскольку взять на Ифрите нечего, мы не везли ни золота, ни магицита…
- Плевать.
- …вам придется отпустить моих Судей и команду корабля. Те донесут о происшествии Сенату, Сенат рассмотрит требования пиратов о выкупе за мою скромную персону. Все это займет не меньше двух недель…
- Рассмотрит и откажет, - с надеждой произнес Ноа. Он запросит астрономическую сумму за своего принца. – Сенат слишком ненавидит вас, милорд…
И Вэйн останется с ним. Ноа хотелось дальше придумать жизнь, в которой они будут просыпаться по утрам вдвоем.
Но Солидор продолжил:
- После отказа Сената команда капитана Тнарбага будет в ярости, и тогда я смогу сам предложить за себя выкуп – один из тайников с сокровищами Рейфволла. Поход за ними займет еще три-четыре недели.

Солидор мог бы сказать: «Я ухожу. Прощай, Габрант», и Габрант не посмел бы его остановить. Месяц или даже чуть больше – настоящая жертва со стороны наследника империи, который всегда занят, которому всегда некогда.
Шесть недель, когда Вэйн будет рядом. Никаких интриг против Сената, шпионов из Розарии, законопроектов или важных совещаний с доктором Сидольфусом.
Вэйн будет рядом – ближе к невозможному небу Ивалиса и теплому ветру.
Ноа несмело поцеловал руку принца, прижался щекой к ладони.

* * *

- И ты даже не спросишь, что с твоим братом?
- Он умер, защищая Далмаску, - ответил Габрант, не открывая глаз. – Баш не из тех, кто сдается.
- Нет, не из тех, - согласился Вэйн. – Берган сейчас присматривает за ним, я приравнял бы это к подвигу с его стороны. После того, что с Башем сделали подземелья Далмаски, смотреть особенно не на что.
- Даже из любви к Бергану, нет, - Ронсенберги, как всегда, соперничали в том, кто из них упрямее. - Не хочу, чтобы Баш знал, как я что-то делаю для него.
- Значит, придется прибегнуть к помощи другого пирата, - пожал плечами Солидор.
- Откуда у вас, милорд, столь неприличные знакомства? – похоже, Ноа заволновался.
И Вэйн не мог удержаться и не подразнить дальше.
- Ты не единственный пират в моей жизни.
- Ненавижу пиратов. Хочу в Аркадию.
- Невозможно, капитан Тнарбаг, - Вэйн с сожалением погладил Ноа по щеке. - Габрант умер. А жаль, я больше не могу ему приказывать. Поэтому я тебя прошу… Прошу остаться. Мне очень нужен свой человек в Бальфонхейме.

Свой человек. Его человек. Его.
И жизнь, и смерть обрели смысл.
Капитан Тнарбаг станет королем пиратского Бальфонхейма, если понадобится. Если его принц пожелает.

Ноа обнял Вэйна, придвинулся совсем близко. У него не так много времени, чтобы научиться делать Вэйна счастливым.

Конец.