Шмяк!
И вслед за этим:
- Пором! Ну чего ты опять?.. – пронзительно возмущался Палом.
Сесил подумал, что на такое верещание может сбежаться вся окрестная нечисть.
- Веди себя прилично! – наставительно вещала его сестра-близнец – Мы же маги! Мы будущая гордость Миссидии!
Сесил невольно улыбнулся, где же это Пором таких слов нахваталась.
– Вот что о нас люди подумают, а? Вот ничегошеньки ты не соображаешь!
Темный рыцарь обернулся, посмотрев назад и вниз. Сестрица снова читала братцу мораль, у магов-близнецов это было любимое развлечение. Палом шкодил, Пором его воспитывала… Хотя, конечно, зрелище само по себе дивное – как одно пятилетнее дитё воспитывает другое такое же дитё.
Телла закашлялся, скрывая смех. Сесил как раз помог ему одолеть особенно крутой подъем, старик присел отдохнуть – и подождать, пока рыцарь поможет малышне. Гора Испытаний оправдывала свое название, разнообразной нечисти здесь шаталось немеряно, и Сесил старался, чтобы его группа держалась кучкой. Палом с авторитетным видом на круглой мордашке заявлял, что эта нечисть – останки прежних претендентов. Мальчишка храбрился, уверяя, что это только дряхлым мудрецам и темным рыцарям тяжело, а они с сестрой хоть три раза в день туда-сюда гулять могут. Пором вела себя адекватнее, стараясь держаться поближе к взрослым. К Телле, в основном – видимо, он напоминал ей старейшин-наставников родной Миссидии.
- Так, гордость Миссидии, - Сесил аккуратно спустился на нижнюю площадку, откуда тропа круто забирала вверх – Ну-ка, быстро ко мне на руки, идем наверх.
- Я сам заберусь! – гордо задрал нос мальчик.
- Я не сомневаюсь, - вздохнул рыцарь, принимаясь терпеливо объяснять: – Но сам ты будешь забираться долго. А мы должны торопиться. Поэтому иди сюда! – он присел на корточки, протягивая вперед руки.
Пором без возражений уцепилась за шею Сесила. Кандидату в паладины она благоволила больше, чем брат. Палом из принципа покривлялся, но потом тоже пристроился на руках рыцаря. Сесил подхватил детей и полез наверх, тщательно выбирая, куда ставить ноги.
Мудрец Телла улыбался в бороду, наблюдая за этой сценкой. Кто другой бы на малышню прикрикнул или просто молчком подхватил и унес, а Сесил – уговаривает, объясняет… Он ещё по первой встрече, в Водных Пещерах, помнил, как охотно и с удовольствием Сесил возился с Ридией. Впрочем, с ней было легче – Ридия была и старше, и спокойнее, и серьезнее этих малышей, она практически не добавляла путешественникам проблем. Но Сесил все равно её опекал, не только из чувства вины и желания как-то искупить невольное преступление – нянчиться с ребенком ему было легко и приятно. Молчунья Ридия отвечала ему тихой привязанностью.
Телла вздохнул – где-то она теперь, эта серьезная девочка с удивительными зелеными волосами. Рассказавший о том, как он остался один, Сесил отчаянно надеялся, что и Ридия, и все остальные живы, и что миссидийские маги после того, как он станет паладином, будут более благосклонны и помогут ему.
…Рыцарь, наконец-то, поднялся и поставил близняшек на землю. Палом сказал громкое: «Пффф!», а его сестрица распахнула глазищи и поблагодарила. Сесил улыбался – да, в последнее время ему было невесело, да, тревога за друзей грызла его, но мрачные мысли сами собой отступали под натиском двух непоседливых малышей в пестрых комбинезонах.
- Куда теперь? – негромко поинтересовался Сесил у Теллы.
- Наверх, естессно! – тут же встрял Палом. – Не назад же спускаться.
Шмяк!
- Ну чего ты опять?!
* * *
…Четыре столба, покрытые вязью охранных иероглифов, сторожили широкую, ровную площадку у края обрыва. Это место было специально создано для отдыха, здесь соискателю звания паладина не грозило ничего.
Последние лучи солнца освещали покрытые лесом холмы далеко-далеко внизу. В сумерках равнинные леса сливались в сплошной, ровный ковер – но Сесил отлично помнил, как они по ним пробирались. Светлые и чистые рощи сменялись сумрачными ельниками, заваленными буреломом, цветущие поляны попадались так же часто, как и болотистые низины, которые приходилось обходить. Это было девственная, чистая страна, где каждый сантиметр земли был пропитан незамутненной магией. Неудивительно, что предки миссидийцев выбрали именно эти места для постройки своего города магов.
Сесилу было горько думать о том, что именно он приложил руку к разрушению этой гармонии, забрав из Миссидии кристалл. Но не думать не получалось. Темному (пока ещё темному!) рыцарю было стыдно. Но ничего… он дойдет до вершины этой горы. Станет паладином. Вытащит из лап Голбеза свою Розу и найдет пропавших друзей. И обязательно вернет кристаллы законным владельцам!
«Совершив ошибку, не лей над ней слез, - когда-то говорил Сесилу пожилой воин, учивший его фехтованию. – Сделай все, чтобы её исправить, и тогда заслужишь прощение».
«Я все исправлю, все, что смогу!» - в который раз клялся себе рыцарь.
По другую сторону от тихо потрескивающего магического огня мудрец Телла возился с Пором. Если малышке ворчливый дед напоминал её наставников, то Телле большеглазая непоседа казалась похожей на его погибшую дочь. Поэтому старик, ворчавший на Сесила и отчитывающий Палома, с юной магичкой был добр и ласков. Неудивительно, что Пором к нему так и липла.
- Им бы спать лечь, - Сесил кивнул на палатку, установленную рядом с одним из охранных столбов. Палатку эту рыцарь мужественно тащил от самой Миссидии. – Да и нам тоже надо отдохнуть, как следует, завтра последний рывок.
Пором согласно зевнула, сворачиваясь калачиком у Теллы на руках.
- А я не хочу! – уперся её братец.
И тоже зевнул.
- Хочешь-хочешь, - Сесил потянулся потрепать Палома по макушке, но малец упрямо увернулся.
- Все равно я быстро не засну, - заявил он. – Только если ты колыбельную споешь.
Пором подняла голову. Судя по её взгляду, только то, что они находились по разные стороны костерка, спасло близнеца от очередного «шмяка».
- Колыбельную? – растерялся рыцарь.
- Ну да, колыбельную. Такая, знаешь, песенка, её поют, чтобы дети хорошо спали, - Палом показал сестре язык.
- Ну-с, знаете ли, молодой человек! – сурово начал Телла, но Сесил его остановил:
- Да я спою… только слова вспомню… - и замогильным голосом добавил: – Когда я доберусь до вершины горы, я стану не паладином.
- А ке-е-ем? – Пором недоуменно захлопала ресницами.
Сесил неожиданно взмахнул рукой, схватил Палома за воротник и посадил себе на колени прежде, чем мальчишка сумел опомниться.
- Квалифицированной нянькой, - довольно улыбаясь, ответил девочке рыцарь.
Телла опять закашлялся. Пором прыснула со смеху. Палом захихикал и засучил ногами. Шутка ему так понравилась, что он даже не стал убегать от Сесила – наоборот, устроился у него на коленях поудобнее и потребовал:
- Раз ты нянька, я хочу колыбельную!
- Сейчас. Только давайте, закрывайте глаза – раз уж это колыбельная, под неё надо спать!
Близнецы послушно закрыли глаза – темно-карие, с фиолетовым оттенком у Палома, и тоже карие, но светлые, с золотистыми искорками у Пором. У Розы тоже в глазах такие искорки. Как и у всех «белых» магов. Сесил выдохнул застрявший в горле комок и тихо запел:
На исходе лета, в сумерках долины,
Кот играл на флейте в зарослях малины.
В синеве безбрежной, в глубине хрустальной,
Пела флейта нежно, тихо и печально.
И Луна, качаясь в небесах высоко,
На кота взирала благосклонным оком.
На исходе лета, в сумерках долины,
Кот играл на флейте в зарослях малины…
Сесил не знал, была ли это, в самом деле, колыбельная, или просто Эдвард вспомнил первую подходящую песню, когда Ридия однажды проснулась посреди ночи с плачем. Девочке часто снились кошмары – неудивительно, после всего, что она пережила – но если Сесил и Роза могли только гладить её по зеленым волосам и говорить что-то утешающее, то Эдвард нашел другой способ успокаивать ребенка. После его песен Ридия засыпала и безмятежно спала до самого утра. А эту песенку, про кота-флейтиста, она любила больше всех, и за время их совместного путешествия Сесил выучил её наизусть.
Улетала песня, долетела песня
До прозрачных башен колдовского леса,
До холмов высоких, где в подземных залах
Звуки дивной песни девы услыхали.
И на зов помчались в синие туманы –
На конях волшебных, белых, как сметана.
На исходе лета, в сумерках долины,
Кот играл на флейте в зарослях малины.
Вот точно так же по вечерам они вчетвером (а потом и впятером, с Янгом), сидели у костра, и Эдвард тихо играл на лютне, а Ридия сворачивалась в клубочек либо под боком у Сесила, либо на коленях у Розы. Только вот костер был самый обычный – Роза «черной», боевой магией не владела, а Ридия огненную магию не переносила, и зажигали они костер, как все обычные путешественники.
Легкие, как тени, гибкие, как ветки,
Танцевали девы под медовым светом.
И блестели влажно камни ожерелий,
Бубенцы запястий бронзово звенели.
На исходе лета, в сумерках долины,
Кот играл на флейте в зарослях малины.
После смерти Анны Эдвард пел мало. Можно сказать, что, кроме колыбельных для Ридии, принц не пел вообще. Только однажды Сесил видел, как ночью, когда Эдвард думал, что все остальные спят, он уходил в сторону от походного лагеря и там выплескивал свою боль единственным доступным способом – играл. Играл самозабвенно, рассаживая о струны пальцы, но вот петь не мог… Сесил, увидев это однажды, ничего не сказал Эдварду, но с тех пор каждый раз приглядывал за ним во время этих ночных прогулок – как бы не случилось чего с последним из королевского рода.
…Тут король явился, преисполнен гнева,
И сказал сердито неразумным девам:
«Видно, вы совсем уж разум потеряли –
Ведь коты на флейтах сроду не играли!
Он вас заморочит, он вас зачарует,
Уведет вас ночью в башню колдовскую!
Будете в неволе, запоздало плача,
Сетовать на долю да котяток нянчить».
Палом хихикнул в кулачок, возвращая Сесила из мыслей и воспоминаний в реальность. Рыцарь подавил вздох и закончил песню:
Девы испугались, девы разбежались,
Только кот да флейта под Луной остались.
И Луна, качаясь в небесах высоко,
На кота взирала благосклонным оком.
Пела флейта грустно, и её заслышав,
От большого чувства всхлипывали мыши…
- Что-то знакомое, - вполголоса подозрительно пробурчал Телла.
«Ещё бы не знакомое» - подумал Сесил, но вслух признаваться, что песню про кота-флейтиста сочинил Эдвард, не стал.
- Ну и глупо. Не бывает у котов и людей детей, - сонно проворчал Палом.
- Бука-бяка, - так же сонно откликнулась Пором. – Может, кот был нэкой?
Сесил вздрогнул.
«А разве у котов и людей могут быть дети?» - зазвучал в памяти голосок Ридии.
«Ну... если кот – нэка, то да» - объясняет Роза.
«Это кто?» - Ридия, как и всякий ребенок, была любопытна.
«Это… такие… с ушами…» - едва сдерживая смех, Роза начинает описывать сказочный народ людей-кошек. Ридия слушала её, открыв рот, а Эдвард тогда впервые с момента их знакомства улыбнулся…
При мысли о пропавших друзьях сердце сдавил тяжестью. Но Сесил улыбнулся, как можно безмятежнее – эти дети, пусть и в разы умнее обычных детей, пусть и строят из себя Жуть Каких Великих Магов, все-таки остаются детьми. Незачем нагружать их взрослыми проблемами.
Палом повозился, снова зевнул и попросил:
- Спой ещё? Я почти уже заснул…
Тут рыцарю пришлось задуматься. Эдвард для Ридии пел не только про кота, но других его песен Сесил, жалея старика, повторять не стал. Но что бы ещё спеть такого… усыпляющего? Покопавшись в памяти, он вспомнил песенку, которую то и дело мурлыкал под нос Сид.
Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных?
Куда ты спешишь от пределов земных?
Что знаешь ты, ветер, об огненных песнях
Танцующих молний, скользя среди них?
Что видишь ты, ветер, летя над волнами,
О чем ты поешь, поднимая их ввысь?
Что думаешь, ветер, паря над горами?
Свистя в серых скалах, к камням прикоснись…
Ты грозы рождаешь, ты волны вздымаешь,
Скалу разрушаешь! Таков твой закон:
Извечно резвиться невидимой птицей,
Пронзая границы миров и времен…
На этот раз комментариев не было, ни от кого. Палом и Пором мирно сопели, уютно устроившись у взрослых на руках.
- Спят, - шепотом подтвердил Телла.
- Сейчас в палатку отнесу, - так же шепотом ответил Сесил.
Летнее тепло – летним теплом, но они уже достаточно высоко поднялись, и здесь было прохладно. Да ещё ветер, гуляющий над вершиной Горы Испытаний, был отнюдь не горячим. Сесилу совсем не хотелось, чтобы утром близнецы чихали наперебой.
* * *
Сесил проснулся из-за того, что кто-то очень осторожно трогал его за волосы. Он приподнял веки. В щель входной прорези палатки просачивался серый предутренний свет – значит, кто-то выходил, вчера Сесил закрывал палатку наглухо, оставляя только вентиляционную отдушину наверху, благо дождя не предвиделось. Рядом же с ним сидела Пором и тихонько гладила по рассыпавшимся волосам.
- Что случилось? – шепотом окликнул девочку рыцарь.
- Ничего, - помотала головой она. – Я наружу выходила, - она помолчала, снова провела ладошкой по его волосам. – Красивые… Я тоже хочу такие, когда вырасту.
Сесил еле слышно рассмеялся:
- Тогда тебе придется перекрашиваться. Но лучше не надо, у тебя волосы и так красивые, вот отрастишь длинные-длинные… Будешь не только гордостью Миссидии, но и её первой красавицей.
Пором в смущении прикусила большой палец, но по улыбке и заблестевшим глазам было видно, что комплиментом она довольна. Спохватившись, что магу так вести себя несолидно, убрала палец изо рта. Посопела и доверчиво прошептала:
- А ты станешь паладином. Ты правильный!
- Вряд ли твои наставники с этим согласятся, - грустно возразил рыцарь.
- Ну и что, они тоже могут ошибиться! – заспорила девочка – Ты правильный! Просто не на той стороне оказался… а на самом деле ты хороший и добрый! – убежденно закончила она и с шуршанием, на четвереньках уползла на свое место, к брату – досыпать.
Сесил хмыкнул. Такие слова от малявки слышать было приятно, но он как-то не привык, чтобы темных рыцарей называли «хорошими и добрыми». Но, с другой стороны… ведь белые маги не только видят суть вещей, но врать не приучены. Белая и черная магия, исцеляющая и боевая, защита и атака, две равноправные стороны бытия – так говорила Роза… два близнеца, две половинки одного целого, они не добрые и не злые, добрыми и злыми их делают люди… тьма и свет не в заклятиях, они в душе – а это уже сказал миссидийский старейшина…
Ему надо вытравить тьму из души… тогда он сможет взять светлый меч… и сможет исправить все, что натворил по незнанию…
Рыцарь сам не заметил, как снова провалился в сон.
Конец
