Чужая

- Как ты думаешь, это наша последняя ночь?

На небе - две луны, на палубе - две тени. Лидия по-детски нетерпеливо треплет Каина за рукав, вцепляется в указательный палец и не отпускает - как привыкла держаться за Сесила.

Она не ребенок - с её наивными вопросами, прямыми до жестокости ответами, чужой мудростью. Она не человек - с её внешностью и тайнами, с её шепотом и властью над саммонами.

Гольбез тоже не человек, вспоминает Каин внезапно. Не совсем человек. И власть его, странная и страшная, едва не раздавила Каина. Пока кто-то другой еще менее человек, чем Гольбез, едва не раздавил самого Гольбеза.

Какие мы доверчивые глупые дети - и Сесил, хрустальный как родник на солнце, и Роза, чьи плечи пахнут цветущими яблонями, и стремительный Эдж, и надежный как скала Янг, и все, все.

Они, чужие, не-человеки, живут рядом с нами, ломают наши судьбы и улыбаются нам. А мы не видим, не знаем, не чувствуем. А если и испытываем тревогу, то списываем на усталость или безумие.

Каину некуда деться от чужих голосов в голове. Когда Гольбез покинул его разум - стало холодно. Каждую минуту Каин ждал, что хозяин вернется в его мысли, как в старый дом.

Он ждет и сейчас, когда смотрит на две луны.

И он ничуть не удивлен, что Лидия по-звериному чует щербинку в броне. Ей, не-человеку, совсем несложно оседлать его уставшее сознание. Она забирает Каина себе, ненадолго, на время - чтобы завтра вернуть потерянную игрушку хозяину. И Каин рад, что она не раздевается полностью, когда он послушно гладит ее стройное сильное тело.

Нужно сохранить хотя бы видимость, что Лидия - та самая девочка, которую привык защищать Сесил.

Лидия склоняется над ним, зеленые волосы щекочут лицо. Она шепчет не голосом:

- У тебя есть полное право меня ненавидеть.